Шрифт:
— Довольно забавно!
— Дурак! — сказал ему капитан.
За это время группа с козой сильно приблизилась, потому что поводок, прогулявшись по козьим бокам, заставил Нети шагать.
Аннус Раазуке скрестил руки на груди, расставил ноги, и вся рота последовала примеру своего капитана. Когда же пришельцы, за которыми мушкетеры следили искоса, почти поравнялись с ними, рота Раазуке вдруг перестроилась и загородила пионерам дорогу.
Несколько мгновений царило напряженное молчание. Затем на круглых щеках Рибуласа возникли розоватые, пока едва заметные пятна. Исподлобья смерив всех троих взглядом, он бросил:
— Ну… пропустите-ка.
— Но-о? — снисходительно протянул капитан Раазуке, не двигаясь с места. Рота помалкивала.
— Мы и рядом можем пройти, — заметила Тийа Тийдус.
— Но-о? — снова протянул капитан Раазуке, а когда пионеры попытались обойти роту, мушкетеры снова оказались у них на дороге.
Пятна на щеках Рибуласа были уже светло-красными.
— Освободите вы наконец дорогу или нет?
— Нет!
Капитан хранил спокойствие. Яак Тильбути усмехнулся. Пионеры обменялись тревожно-растерянными взглядами.
— Значит… украли козу? — Капитан взял на себя инициативу в разговоре.
— Но-о? — передразнил Роби Рибулас капитана.
— А ну давай поводок сюда!
— Но-о?
На большеротом лице капитана Раазуке возникло нечто вроде оторопи. Он подозрительно надул губы и неуверенным жестом попытался закинуть кепку на затылок, но, обнаружив, что она и так уже на самом затылке, дернул за кургузый козырек и натянул ее глубоко на глаза.
— Слышь, ты, — сказал он, — давай сюда поводок.
Вместо ответа Роби раза два-три обкрутил конец поводка вокруг кисти.
— Это моя коза, — заявил капитан. — Давай поводок!
— Но-о? — протянул Роби Рибулас.
— Слышь… ну ты! — Капитан повысил голос и глянул на своих подчиненных, как бы ища легкой поддержки. Но подчиненные выглядели не слишком умно. Подобное сопротивление роте видели на улице Пикапыллу впервые.
— Так это твоя коза? — спросил Мадис Муйст.
— Моя, — подтвердил Аннус Раазуке. — Давай, парень, поводок!
— Козу ты получишь в милиции! — заявил Роби Рибулас.
Весь личный состав роты разинул рты. Затем капитан недоверчиво засмеялся, а за ним и вся его команда.
— Нечего кудахтать, — заметил Рибулас решительно. — Ну, пошли дальше. Освободите дорогу!
— Знаете что? — сказал капитан серьезно. — Вы идите отсюда подальше и побыстрее. А коза останется здесь!
— Ладно! — подала голос молчавшая до сих пор Тийа Тийдус. — Коза может остаться и здесь. Но вы дайте слово, что больше не пустите ее бесчинствовать в парке.
— А тебе какое дело, где гуляет моя коза? — огрызнулся капитан Раазуке, на что Тийа принялась пространно объяснять ему, что творит коза и чем озабочены пионеры.
Капитан и его рота сначала слушали с явным интересом, но к концу речи Тийи Раазуке и его рота выглядели не слишком дружелюбно.
— До моей козы и нашего парка вам нет никакого дела! — заявил капитан Раазуке торжественно. — Прав я?
— Прав! — дружным хором отозвалась рота. — Эта улица наша, и парк наш. Посторонние, не вмешивайтесь!
— Значит, козу все-таки придется отвести в милицию, — мрачно сказал Роби Рибулас. — Ладно, пошли.
Дальше события развернулись стремительно. Ухмыляясь во весь рот, капитан Раазуке подал знак своей роте. Мушкетер Яак Тильбути вдруг скорчился, словно от колик в животе. Рибулас не успел ничего сообразить, как уже летел на землю. Освободившаяся коза дала деру. Прежде чем Роби поднялся на ноги, Мадис Муйст тоже получил подзатыльник от Тыниса Ассаку. Капитан сдернул с головы Тийи Тийдус шапку, и рота со смехом и гиканьем умчалась вслед за своим командиром.
Через несколько секунд на улице Пикапыллу не осталось никого, кроме трех оторопевших пионеров.
III
Инцидент с незнакомыми пионерами на следующий же день был начисто забыт. Капитану и его мушкетерам было не до этого — рота усердно готовилась к нападению на сад Юхана Ласилы. После всестороннего обсуждения деталей плана стало ясно, что успех операции в конечном счете зависит все-таки от взаимоотношений роты с Пойсом. И капитан и его мушкетеры горько досадовали на самих себя: еще совсем недавно Пойс находился в унизительном положении сидящей на цепи собаки, которую можно безнаказанно дразнить, чем они попользовались всласть, теперь же требовалось любой ценой исправить допущенные тогда ошибки.