– Ну и самомнение у тебя, Янка, – хрюкнула Маша и, взяв со стола стакан, одним глотком прикончила остатки виски. – Ты что, знаменитость какая, чтобы твои портреты у народа на каминных полках стояли? Где бы, интересно, Павел мог добыть твое фото – он ведь о тебе до недавнего времени слыхом не слыхивал. Думаю, там просто какая-нибудь его знакомая дамочка изображена, малость на тебя похожая.

– Ничего подобного, я отлично помню эту фотографию, – запротестовала Яна и тут же пояснила: – Потому что я себе на ней нравлюсь. Кроме того, видишь, как я сложила руки под подбородком? Совершенно особенным образом. Я рассматривала эту фотографию сто раз и даже знаю, где она лежит.

– Где? – заинтересовалась Маша.

– Кажется, в альбоме с атласными бантиками.

– Тю! «Я знаю» и «кажется» – совсем разные вещи. Поди проверь свой альбомчик с бантиками, и сразу увидишь, что твоя драгоценная фотка на месте.

Маша вальяжно откинулась на спинку кресла и попыталась положить ноги на компьютерный стол. Однако стол оказался слишком высоким, кресло подалось в сторону, и ноги с диким грохотом съехали на пол. На звук из соседней комнаты выглянула меланхоличная морда Бобика. Маша досадливо скривилась и показала псу язык.

Яна тем временем схватилась за подбородок и принялась его ожесточенно мять, стимулируя мыслительный процесс.

– Конечно, я все проверю, – сказала она наконец. – Но по-моему, таких фотографий было две. А может, и три… Точно, я вспомнила! У бабушки Дины был юбилей, восьмидесятилетие, и она потребовала, чтобы все ее внуки и правнуки прислали ей свои «художественные портреты», как она выразилась. Я тогда специально ходила в студию и, помнится, угрохала на это дело кучу денег. Потом отправила одну фотку бабусе вместе с поздравительной открыткой, а другую оставила себе.

– Если твоя физия на снимке получилась такая замечательная, то ты наверняка не ограничилась всего парой штук, – фыркнула Маша. – Одну для бабки и всего одну для себя? Не-е, на тебя это не похоже!

– Хочешь сказать, что я жадная? – возмутилась Яна.

– Не жадная, а практичная. Если что хорошее, ты всегда стараешься запасти впрок. Как белка. А может, у тебя просто дефицит радости, – важно заявила пьяная Маша.

– Нет, ты сказала, что я жадная! – уперлась Яна. От возмущения она даже вскочила на ноги и подбоченилась. – Но прежде чем меня обвинять, лучше вокруг оглянись – посмотри, сколько моих вещей перекочевало к тебе! Одних книжек целая библиотека! Ты берешь их у меня почитать и не возвращаешь. Я хоть слово тебе сказала по этому поводу?!

– Щас сказала, – ухмыльнулась Маша, после чего подъехала в своем вертящемся кресле к журнальному столику и все же водрузила на него ноги. – Да ладно тебе кипятиться. Я прекрасно знаю, что ты не жадная. И все же, если тебе что-то нравится, ты своего не упустишь! И не спорь. А насчет книг я как раз хотела тебя предупредить – некоторые из них Бобик съел.

– Съел?!

– Ну, если и не съел, то сильно потрепал. Скотина ничего не понимает в литературе, грызет все самое лучшее.

Услышав свое имя, Бобик снова появился из укрытия и остановился посреди комнаты, со сдержанным интересом переводя взгляд с хозяйки на гостью и обратно.

– Надо полагать, что он как раз очень хорошо разбирается в литературе, раз жрет самое лучшее, – гневно глядя на пса, проворчала Яна. – И тебе не стыдно?

По морде Бобика было ясно, что ему абсолютно, то есть ни капельки, не стыдно, и Яну это почему-то разозлило еще больше. Она уже раскрыла рот, чтобы выдать этому варвару по первое число, но тут хлопнула входная дверь и из прихожей раздалось чье-то сопение.

– Па-авлик, это ты? – зычным голосом крикнула Маша.

– А разве ты еще кому-то давала ключ от квартиры? – не без ехидства поинтересовался Ливнев, вырастая на пороге.

Бобик потрусил к нему, в знак приветствия усиленно размахивая хвостом.

Увидев Яну, Павел раскинул руки в стороны и радостно возопил:

– О, у нас тут дорогие гости!

– Это как раз недорогие, – фыркнула Маша. – Чаю с колбасой не просят.

– «Чай с колбасой» звучит волшебно, – мгновенно воодушевился Ливнев. – Я, признаться, голодный, как серый волк. Учитывая данное обстоятельство, по дороге домой заскочил в соседний супермаркет и купил всяких вкусностей. Сейчас нарублю бутербродов. На вашу долю делать?

Маша заявила, что, конечно же, делать, потому что лично у нее с самого утра маковой росинки во рту не было. Когда Ливнев, понимающе кивнув, скрылся на кухне, она толкнула подругу локтем:

– Чувствуешь в нем первобытную мощь? «Нарублю бутербродов» – разве городской мужик так скажет? Да ни в жисть!

Когда Ливнев накрыл на стол и пригласил дам на кухню, дамы некоторое время молча и сосредоточенно жевали.

– А как же светская беседа? – обиделся Павел. – Мы же не в закусочной, в конце концов. Кстати, Мария, а по какому поводу ты у нас сегодня такая веселая? И почему не на работе?