Вся моя жизнь: стихотворения, воспоминания об отце
вернуться

Ратгауз Татьяна Даниловна
Шрифт:

«Я жизнь живу, как сон, простой и давний…»

Я жизнь живу, как сон, простой и давний, Вдали от сутолоки и больших дорог, В избушке маленькой, где голубые ставни, Где гулок стук босых ребячьих ног. Вот и моя веселая принцесса, В царапинах, босая, как они, И пахнут рожью, молоком и лесом Ее пронизанные солнцем дни. И дни проходят радостно и мудро Под тихий смех, под чинный говорок. Дурманит медом медленное утро, А сонный вечер зелен и широк. Но все не так — как в наши дни былые. И если хочешь — чудом назови: Я приобщилась к счастью здесь впервые — Без жажды, без желаний, без любви.

Первый год второй мировой войны

Пусть розовеют на каштанах почки И вновь весною бредит каждый куст, Мы не напишем для весны ни строчки, Весь дальний мир так напряжен и пуст. Еще спокойно дремлют, полустанки И теплый ветер шепчет о весне, А где-то с ревом выползают танки Как звери допотопные в огне. Уже тяжелый самолетов рокот — Грозою дальней — ближе и слышней, И небо расступается широко Пред стаей смертоносных журавлей. Мы под звериной маской спрячем души, Как лица — в странные и жуткие мешки, И нас не газ, а страшный взрыв задушит Совсем нечеловеческой тоски, Чтоб задыхаясь, корчась, умирая, Не крикнуть миру — для чего пришли, И не шепнуть, что жизнь — совсем другая И что лицо другое у земли.

Возвращенье

Сохли невнятные губы и тяжелели ресницы. Билось огромное сердце злым трепещущим комом. Дни проходили мимо, пряча тревожно лица. Боль разрасталась и гасла в ночи незнакомой. Жизнь уходила. Скудели и таяли звуки. Все вырастала огромная тяжесть ресниц. Смерть подходила вплотную. Жала бессильные руки И заслоняла собою настойчивый шприц. Остановились года. Время звеня раскололось. В комнатах настороженных скрипнула дальняя дверь. Вскрикнул — по-птичьи — ребячий, радостный голос. Тихо качнулась и вышла из комнаты смерть. Жизнь возвращалась, как в окна весенняя свежесть — Детской улыбкой, сиренью и первым дождем. Как мне привыкнуть? Где уместить мне всю нежность? Как удержать эту радость в бессильи моем?..

«Стихов мы начитались допьяна…»

Стихов мы начитались допьяна, И вечер — теплый, ветренный, осенний Так зло дурманит шепотом и пеньем И тает золотом за тишиной окна. Мы завистью больны от звона строк чужих, Но муза нищая к нам больше не стучится, И больно ранит белая страница, Когда безмолвствует мертворожденный стих.

В оккупации

Какой-то страшный мир и жизнь — на волоске. А ты — живешь. Ты движешься. Ты дышишь. Все так же паровоз кричит в тоске, Все так же снег отягощает крыши, И детский плач томит издалека. Как страшны человеческие лица! Безумие и злоба, и тоска, И смерть над ними тяжкой черной птицей. Остановись. Постой. Идет рассвет… Туманное стекло беззвучно плачет. Идет рассвет. А человека — нет. И человек здесь ничего не значит. Зарылись души в каменной тоске, И рвется стон, все выше, выше, выше! И страх растет. И жизнь — на волоске… И кажется виной, что ты — живешь. И движешься… И — дышишь…

Зов

Я не знаю, звал ли кто меня… в мягкой зыби сердца тонет, тонет. Не согреть его мне у огня, Не согреть в тепле твоих ладоней. Ясный вечер. Комнат теплый свет. Тишина. Чуть дрогнут половицы. Нету слез. И жажды больше нет. Грудь пуста, и тяжелы ресницы. Эту тихую предпраздничную грусть В первый раз всем сердцем ощущаю. Дверь раскрылась. Кто-то входит. — Пусть. Может быть, за мною. — Я не знаю.

Из воспоминаний

Июнь кукушками речист. Под небом ясным и просторным Лесы прозрачен легкий свист Над рябью радужной озерной; Там легкий говорок несет К нам ветер с берегов веселых. Полощут девушки белье, Повыше подоткнув подолы. Я вспомню неба вышину, Рыб серебристое смятенье, Всю эту светлую страну Земного сочного цветенья, В тоске по ласковым холмам, Где так же радостно и звонко Уводит песнь по берегам Задорный голос пастушонка.

Безголосая

Уж не радует осени щедрое золото Над покоем канала, над мертвой листвой. Точно вилами сердце нещадно исколото Человечьей жестокостью, нищей и злой. И душа, обессилев, недаром без голоса, От страданья сомкнулся заплаканный рот, Над водой разметала в бессилии волосы, Наклоняется вниз и не дышит и ждет. О Психея, проснись! Как нежданно, негаданно Наша жизнь в роковом перепуталась сне! Курит осень туманом и болью, и ладаном, Растекается пятнами вечер в окне. Неужели никто не спасет, не помилует, К безголосой тебе не опустит лица?.. Неужели не вырвется птица бескрылая, Неужели останется боль без конца?.. Но уже опускаются медленно руки, И в глубины засохшие, в сон водяной Ты роняешь, как четки, от дрожи и муки Непропетые песни — одну за другой…