— Полностью согласен с вами, — вслух произнес он. — Но все-таки при чем здесь Белугин?

Он вернулся к этой теме не оттого, что верил, будто девушка может сказать нечто путное. Просто не хотел углубляться в обсуждение преимуществ балета перед стриптизом, дабы не ляпнуть что-нибудь неуместное.

— За последние годы убили десятки журналистов, — продолжала Ксения. — Но какие убийства из них на слуху? Листьева, Белугина… еще двух-трех.

В поддон машины что-то стукнуло. Яцек чертыхнулся.

— С Листьевым ясно, — продолжила Ксения. — Он был очень популярным человеком. Его убийство было обречено стать громким. Но с Белугиным все не так однозначно. При всем уважении к «Столичной молодежи» ее журналисты не могли претендовать на всенародную любовь. Особенно в то время, когда газета распространялась только по Москве и была, по сути, городской газетой. Но взрыв очень грамотно подали, раскрутили. Дмитрия Белугина объявили звездой — посмертно.

Она на секунду замолчала. Потом продолжила:

— Это очень похоже на грамотную пиаровскую акцию.

Опять тишина. Чуть слышно гудит мотор, как майский жук.

— Может, это и было убийство ради пиара? — почти шепотом предположила она.

— Эврика!

Яцек ударил по тормозам. Джип резко остановился. Ксения чуть не вылетела через лобовое стекло.

Если бы позади кто-то ехал, не избежать аварии. Настоящей, не виртуальной. Но, к счастью, дорога за спиной была пуста.

— Точно! — воскликнул Михальский и посмотрел на Ксению влюбленными глазами. — Вот оно: убийство было пиаровской акцией. Это же все объясняет! Я так и знал, что ключевое слово «шум». Но вы, Ксения, вы…

Его глаза так горели, что девушке стало не по себе.

— Молодец! — выдохнул он. — Вы умница. Я хочу вас поцеловать!

— Этого я и боялась, — печально ответила Ксения.

На следующий день Михальский позвонил Ксении. Он поинтересовался, не осталось ли у нее телефонов журналистов, преподававших на курсах в ее институте нелегкое искусство жечь газетным глаголом сердца людей.

— Особенно тех, кто работает или работал в «Молодежке».

— Сейчас посмотрю в записной книжке, не кладите, пожалуйста, трубку.

— Вас, Ксения, я готов ждать всю жизнь.

— Смотрите, я могу поверить… Так, открываю на букву «А». Вот, Вадим Саулович Андреев.

— Сам Андреев? — спокойным тоном уточнил Михальский, хотя на самом деле он крайне изумился. Андреев был очень известным журналистом еще с советских времен.

— Сам Андреев, — подтвердила Ксения. — Вот рабочий, мобильный, домашний…

— Большое спасибо, Ксения. А кто он сейчас?

— Заместитель главного редактора в «Репортере». В девяносто четвертом году работал в «Столичной молодежи». Думаю, знает про убийство Белугина все. Или почти все.

Когда-то его лицо было известно всей стране. Те, кто постарше, и сейчас узнавали Андреева. С тех пор он мало изменился: невысокий, с черными кучерявыми волосами, похожий на мулата. Таким он больше тридцати лет назад переступил порог редакции. Таким он передавал репортажи из Анголы, Португалии, Никарагуа, Афганистана — отовсюду, где шла война. Такой, только чуть пополневший, он курировал ведущие отделы одной из самых респектабельных и уважаемых в пределах Садового кольца газеты — «Репортер».

Он всегда работал в центральных газетах. Но часто его приглашали и на телевидение. Его книги миллионными тиражами расходились по всему Советскому Союзу…

Все рухнуло в один миг: осенью 1991-го. Тогда президент России пообещал журналистам на брифинге, что ляжет на рельсы, если цены в России повысятся. Все тщательно записали. И лишь Вадим Саулович с усмешкой спросил:

— Вы действительно ляжете? Не обманете, Борис Николаевич?

Первого президента России взбесила не только ирония известного журналиста, но и взгляд. В нем было недоверие, скептицизм и капелька презрения. И это в то время, когда вся Россия была без ума от своего президента.