Машина приблизилась вплотную, и я окончательно узнал невинную улыбку, сиявшую на его лице. Но что же он сделал с тем человеком, который согласился его подвезти? Может быть, тот человек подарил ему свою машину? Вряд ли! И тут мне в голову пришла бредовая идея, и я снова побежал. Возможно, это был просто всплеск отчаяния. Блондин ехал за мной, развлекаясь от всей души. Когда на шоссе появлялись другие машины, он притормаживал или, изображая неисправность, съезжал на обочину Тогда я пользовался этим, чтобы отбежать как можно дальше, разумеется, ничуть не улучшая своего положения.

Не знаю, как долго продолжалось бегство, не имевшее шансов на успех. Так получилось, что шоссе на том участке было огорожено и я не решался перепрыгнуть через сетку. В какой-то момент силы мои иссякли, ноги подкосились от усталости и я упал. Блондин, не переставая улыбаться, затормозил рядом, резко открыл дверцу и крикнул:

— Ты поедешь со мной, Эмануэл Сантарем! Разве я не сказал тебе, что вернусь? Скорее, море высохнет или ягуар будет охотиться на москита, чем я нарушу свое обещание!

Как и в тот день, когда я впервые увидел его в компании с Жануарией, он вел машину резко, рывками. Это меня не слишком волновало. Больше беспокоило другое. Каким образом, например, он этой машиной завладел? За счет какой хитрости? Салон автомобиля выглядел новым. Сиденья были из дорогого материала. Никаких следов борьбы я не заметил, все было в целости и сохранности. Тогда что же он сделал с шофером? Не мог же он получить машину в подарок? Не меньшее удивление и интерес у меня вызывали его руки, успевавшие поворачивать руль, переключать скорости, нажимать кнопки, регулирующие свет фар.

Из динамиков включенного радио лилась неторопливая мелодия, создавая иллюзию полного покоя, повисшего над опустевшим вечерним шоссе. Блондин вальяжно вытащил из кармана портсигар и предложил мне сигарету:

— Отличная марка, Эмануэл!

Ему нравилось все, что было хорошего качества. Я отказался и снова умолк.

Он почувствовал мою враждебность и, не обращая на меня внимания, уставился на дорогу, нажав правой рукой кнопку со значком зажженной сигареты. Как только вспыхнул индикатор, Блондин вынул прикуриватель и, повернув к себе раскаленным добела концом, зажег сигарету. Табачный дым заполнил салон, и он ловко и даже элегантно вставил прикуриватель на свое место, беспечно наслаждаясь куревом.

Поворот следовал за поворотом, и при прохождении каждого из них я вынужден был крепко хвататься за сиденье или за переднюю панель. Блондин всякий раз выходил из положения как шофер со стажем.

Мое беспокойство росло, и я уже не мог его скрывать. Даже Блондин это заметил. Переполнявшее меня любопытство угадывалось в выражении моих глаз, в движениях рук и ног, оно чувствовалось во всем поведении. Я хотел знать, по крайней мере, что переживал Блондин в душе. Ведь передо мной был самый настоящий преступник. В конце концов, что же он все-таки сделал с хозяином машины? Сколько пуль он всадил в беднягу? Я попытался представить, как действовал Блондин во время нападения. Эту задачу облегчало то, что я сидел на его месте. Шофер, естественно, не подозревал, что у белокурого человека, сидящего рядом, было оружие, и тем более не мог предположить, что когда он с улыбкой рассказывал ему, возможно, о своей машине или о жизни, тот вытащит револьвер. Как только несчастный выпрыгнул из машины, его настиг точный выстрел, ставший смертельным. Пуля должна была попасть в грудь или в голову.

Сколько же жестокости и холодного расчета было в Блондине! И почему же я, после всего этого, сидел с ним рядом и, более того, до недавнего времени сохранял полное спокойствие. Нужно было что-то предпринять. Просто выяснить, каким образом это чудовище завладело машиной, казалось уже недостаточным. Прежде всего нужно освободиться от него раз и навсегда. Какая дьявольская сила заставляла меня иногда заводить с ним дружбу и искать братского взаимопонимания? Возможно, что та же сила на всю жизнь очаровала Жануарию? Эта, вне всяких сомнений, удивительная женщина все же обманывалась в отношении Блондина, даже убедившись в его низости.

Вскоре после того, как небо покрылось тяжелыми свинцовыми тучами, наступила ночь. Сверкая всеми фарами, машина неслась со скоростью, постоянно превышающей указанную на ограничительных дорожных знаках. Глядя на то, как они то и дело мелькали перед глазами, я нашел повод для разговора о машине. Блондин наверняка не собирался рисковать настолько, чтобы проехать в открытую мимо поста дорожной полиции. Поэтому я спросил его напрямик:

— Блондин, как ты думаешь проехать постового?

Двумя пальцами правой руки аккуратно уменьшив громкость радио, настроенного на частоту музыкальной программы, он не задумываясь ответил, что хорошо знает это шоссе… И, подтверждая свои слова жестом, серьезно добавил:

— Я знаю это шоссе, как свои пять пальцев, Эмануэл.

Опуская руку, он с силой хлопнул меня по левой ноге. Это неожиданное прикосновение повергло меня в шок. Кровь отхлынула от лица. И только через несколько секунд я заметил, что он решительно и демонстративно оставил свою руку на моем колене, продолжая объяснять:

— …Так что, Эмануэл, смотри, это дорожная карта. Все эти линии, которые ты видишь, это шоссейные дороги Бразилии. По этой главной автостраде мы едем сейчас. Она идет по Атлантическому побережью. И я знаю, где на ней расположены полицейские посты. Для того чтобы отделаться от любого из них, мне достаточно свернуть на второстепенную дорогу, а затем вернуться на главную. Есть один пост около Аракажу, который объехать не так просто. Но мы дождемся рассвета и с утра пораньше, когда все спят как убитые, спокойно проскочим мимо.