Да, Бет постоянно удивляла Тома, но в последнее время превзошла сама себя: новая стрижка, новая машина, новая работа, даже говорить она стала по-новому. Вот только сегодня вечером жена влетела в дом и объявила: «У нас на работе джихад!» — необычайно напряженная и решительная, этакий маленький исламский фундаменталист. А вчера Том наклонился над Бет, работавшей за ноутбуком, от которого ее теперь не оттащишь, и она, кивнув на экран, сказала: «Информационный шквал!» Муж поцеловал ее, удивляясь про себя. Поразительная Бет.

Спать Тому еще не хотелось, и, стараясь не разбудить жену, он беззвучно прошел в комнату Финна, где в приглушенном голубоватом свете ночника мальчик лежал на спине, с мишкой вместо подушки, раскинув руки, чуть сжав кулачки и наивно приоткрыв ротик. Ну конечно, никакой Финн не гиперактивный. Том подоткнул ему одеяло, и, как всегда, отца тронула доверчивая беззащитность спящего сына. Взрослые так не спят. Он и Бет одинаково съеживались, стараясь принять позу эмбриона, словно защищались от чего-то. Иногда Том прижимался к жене сзади, а его правая рука лежала на ее обнаженном животе, а порой Бет сама придвигалась к нему, кладя на живот свою левую руку. «Почему мы спим так, будто ждем каких-нибудь злобных фурий?» — спросил однажды у жены Том. А вот Финн не боялся фурий. Он ложился как придется и спал, разметавшись, безмятежный и беспечный. На подушке темнел влажный кружок — сюда упала капелька слюны. Том коснулся губами лба мальчика. Эта любовь тоже оказалась несложной, гораздо легче, чем он мог себе представить. В Лондоне отцовство представлялось Тому ношей, которую взваливают на себя другие мужчины и которая совсем не по нему. Но в данном вопросе (как, впрочем, и во многих других) то, что мнилось правильным там, оказывалось ложным здесь. Снова американские чудеса.

Он стоял у окна и смотрел на постепенно стихающую бурю. Неспокойные воды Пьюджет-саунда были испещрены неровными вспышками отраженного света. Последний паром из Бремертона, сияя огнями, на большой скорости пересекал бухту Эллиот, и этот движущийся источник света выхватывал из темноты матовый черный прямоугольник у самого берега — большое судно на якоре.

Оно совсем рядом с домом. Часто набегающие волны очерчивают силуэт корабля, и тень становится осязаемой. Вот два радара над высоким капитанским мостиком у кормы, вот контейнеры, нагроможденные друг на друга почти до самого верха, и массивная фок-мачта ближе к носу.

Том разглядывал темное неподвижное судно, прислушивался к дыханию спящего Финна, и внезапно его потрясла мысль: больше ничего не надо на свете, только быть здесь и сейчас.

В 5.20 утра «Тихоокеанский возница» держался на одном небольшом канате у причала номер 28 близ Харбор-Айленда. Оставалось два часа до рассвета, и натриевые лампы контейнерного терминала заливали судно ослепительным светом, отчего оно казалось гигантской сценой, а бухта Эллиот — затемненным зрительным залом. Не ощущалось ни малейшего дуновения ветра; корабль сместился чуть назад, ближе к тому месту, где был брошен якорь, и замер у бетонной стены причала. Концы каната перебросили на пристань шестерым портовым рабочим, и те, подтянув их к берегу, накинули петли на металлические швартовые тумбы.

Сверху, с капитанского мостика, раздался голос лоцмана:

— Отлично.

— Нам заменили вспомогательные винты, — сказал усталый и раскрасневшийся, но довольный капитан. — Старые совсем ослабли, с судном было не справиться в тесноте и вблизи от берега. А во время последнего ремонта винты поставили новые. Теперь совсем другое дело.

— Какая у нас грузоподъемность? Сорок пять?

— Пятьдесят одна тысяча тонн.

Капитан, с кружкой кофе в руке, взглянул снизу вверх на рослого лоцмана.

— Передайте Дагу мои самые искренние соболезнования.

На пристани двое агентов Иммиграционной службы сидели в машине с правительственными номерами и ожидали разрешения подняться на палубу. Около заправочной станции, где они припарковались, стоял кофейный автомат, и вот агенты маленькими глотками пили эспрессо из картонных стаканчиков с яркой эмблемой «Торрефационе».

— Потрясающе быстро выходит. Раньше приходилось ждать, пока номер наберется, а сейчас все делается в момент, прямо не сравнить, — говорил Рефуджио Мартинес. — Буквально раз щелкнул и готово — вошел.

— А модем самому надо устанавливать? — спросила Стейси Сакияма.

— Да там делать нечего. Комплект высылается, а дальше все по инструкции.

— Ну, я в таких делах не спец.

— Я бы мог тебе установить. Нет, цифровая абонентская линия — это класс! Правда, нужно находиться не дальше тысячи пятисот футов от главного кабеля, но ты в таком месте и живешь.

— Ну-ну. Смотри, трап спускают. Кажется, можно идти.

Агенты временно базировались в кают-компании, за столом под электронной доской для дартс. Они проверили и проштамповали стопку паспортов, принадлежащих членам экипажа, — корабельный эконом принес документы, аккуратно перетянутые резиночкой.

Капитан, все еще в приподнятом настроении после безукоризненной швартовки, подошел и повел себя, как подобает гостеприимному хозяину.

— Хотите кофе? Сухарей? — предложил он. — В смысле, печенья?

— Спасибо, кофе мы уже выпили, — ответила Сакияма, — а вот от печенья не откажемся. Придется вам сегодня, капитан, пообщаться с нами еще, хотя, может, и не очень хочется. Часов в восемь произведут выборочную проверку груза.

— Но у меня в полдень на берегу встреча с нашим местным представителем, — возразил капитан.