— Я имею в виду, ты мог бы читать курс викторианской литературы, по крайней мере на младших курсах. Нет, я действительно выяснил все в отделе развития, и лучшее, что мы можем сделать, — это убедить Скотт-Райса принять наши искренние извинения и чек на тысячу долларов.

— С ужасом предвижу реакцию Дэвида.

— Отдел развития очень озабочен самой формой извинения и предпочел бы не извиняться вовсе. В любом случае придется еще проконсультироваться с юристами, прежде чем отправлять Скотт-Райсу какие-либо письма. И остается вопрос: как нам обосновать выдачу чека, если, конечно, он понадобится.

Отчаявшись достучаться до Бернарда-человека и затронуть таким образом его лучшие качества, проявляющиеся в критических ситуациях, Том понадеялся, что скорее достигнет успеха, воззвав к Бернарду — любителю собак. Почтительным тоном новичка, ищущего совета у признанного собаковода, Том поведал историю о щенке Финна. Уловка не подействовала вопреки ожиданиям.

— Кларисса скончалась. На следующей неделе будет год. Рак мочевого пузыря.

— Извините. Я не знал.

— Знали практически все. Я получил довольно много открыток с соболезнованиями.

Значит, так тому и быть. Уже у выхода Том сказал:

— Я хотел вас поблагодарить за…

— Ерунда, — отрезал Бернард, закрывая тему и освобождая Тома от дальнейших умственных усилий.

Дома ждало потрясение. Все утро Чик покрывал новое крыльцо и колонны серой грунтовкой, и дом теперь словно щерился на окружающих огромными, торчащими вперед зубищами, а фасад походил на лицо с выражением безумной — нет, даже маниакальной бодрости. Никакой темно-зеленой краске не стушевать этой чудовищной усмешки. Подрядчик будто бы придал дому сходство с самим собой.

Внутри щенок тоненько завывал в своей конурке, обвиняя хозяина в непростительном эгоизме и небрежности. Том выпустил собачонку, та немедленно сделала на ковре лужу. Он стал вытирать, а Душечка наблюдала за ним, и на ее нелепой мордочке читались печаль и недоверие. Этот взгляд был знаком Тому. Никогда ему не удавалось задобрить обладателя такого взгляда, а теперь, когда грустно и укоризненно смотрела собака, и подавно непонятно, с чего вообще начинать. Том продемонстрировал ей миску, наполненную сухим кормом, однако собачонка презрительно обнюхала еду и попятилась. Том достал поводок. Смутно припомнилось слово, которое произносят в подобных ситуациях:

— Гулять!

Тому показалось, он видит некоторое понимание в Душечкиных темно-коричневых глазах. Собака позволила пристегнуть поводок к ошейнику и с видом почти дружелюбным потрусила к двери.

На улице Тому хотелось рассмеяться над самим собой. С таким же успехом он мог бы везти на веревочке утенка на колесиках, с той лишь разницей, что у Душечки поминутно пропадало желание продолжать путь, и тогда слышалось царапанье когтей по бетонному покрытию, ибо Тому приходилось волочь упирающегося щенка волоком. «Душечка! — постоянно повторял хозяин вполголоса, — Душечка, нельзя!» На «Душечку» собака не реагировала, зато пару раз вопросительно задирала голову при слове «нельзя», будто именно это и была ее настоящая кличка.

Том замедлял шаг и глядел в небо, пока Душечка совала нос в трещины тротуара. Оттаскивал ее от валяющихся на земле собачьих экскрементов. Дорога до магазина приобретала грандиозные размеры Орегонской тропы, по мере того как Тома одолевал голод, а щенка — усталость. Супермаркет «У Кена» был уже в поле зрения, но, казалось, все отдалялся куда-то за горизонт. Последние четыре квартала Душечку пришлось нести на руках. Том привязал ее к автомату с мороженым рядом с магазином, и она повалилась наземь безжизненным коричневым комком.

Выйдя через несколько минут уже с покупками, Том наблюдал полнейшее перевоплощение. Душечка натягивала поводок, высунув язык, виляла хвостом и молотила по воздуху коротенькими передними лапками.

Женщина, сидевшая рядом на корточках, подняла голову.

— Ничего, если я ее поглажу? Как ее зовут?

— Ду-ушечка, — протянул Том, неосознанно подражая Финну.

— О, необычное имя! Двойное — Ду Шечка. Ду! Шечка!

Собачонка подпрыгивала на месте и так часто дышала, что Том опасался, как бы она ненароком не упала замертво от разрыва сердца.

— Это не моя, — поспешил уточнить Том, — это моего ребенка.

— Такая миленькая. У вас мальчик или девочка?

— Мальчик.

Женщина напомнила ему Бет — не теперешнюю Бет, а такую, какой она была до поступления в компанию Стива Литвинова. От этого сходства стало тревожно. Та же короткая черная кожаная куртка, стройные ноги, светлые волосы и прелестная асимметричная улыбка, когда один уголок рта приподнимается чуть выше другого. В принципе общего немного, но достаточно, чтобы привести Тома в замешательство.