Шрифт:
Пол забрал фотографию и, как много раз прежде, стал разглядывать людей перед домом, словно надеясь узнать от них все о своем отце.
– О таком ты не мечтала, – сказал он через некоторое время, поднимая глаза.
– Нет, – тихо отозвалась она, – никогда.
Пару минут оба молчали. Солнце косо пробивалось сквозь кроны деревьев и бросало тени на крашеный пол крыльца.
– Твоя очередь, – сказала она.
– Моя очередь?
– Расскажи что-нибудь, чего не знает твой отец.
– Я поступаю в Джуллиард, – выпалил Пол. Слова прозвучали ярко, как музыка. Он еще никому об этом не говорил, только матери. – Я был первым в списке, а на прошлой неделе меня приняли. Пока отец пропадал.
– Здорово. – Она улыбнулась, немного грустно. – Хотя если честно, я рассчитывала услышать, например, что ты любишь из овощей. Но колледж – это здорово, Пол.
– Ты тоже хотела поступать, – догадался он, лишь сейчас сообразив, как много она потеряла из-за беременности.
– Я и поступлю. Обязательно.
– Мне, наверное, придется самому за себя платить, – сказал Пол в попытке сравнять шансы: под ее решимостью явно прятался страх. – Отец-то против. Хочет, чтобы я выбрал что-нибудь понадежнее. Затея с музыкой ему категорически не нравится.
– С чего ты взял? – резко бросила она. – Думаешь, все про него знаешь? Ошибаешься.
Пол не нашелся с ответом.
От улицы их отделяла шпалера, густо увитая белым и фиолетовым клематисом, поэтому, когда к дому одна за другой подъехали две машины, отца и матери, – странное дело, среди дня! – Пол увидел лишь ослепительные хромовые проблески. Ребята переглянулись. Хлопнула дверца, затем другая, за крыльцом раздались шаги и негромкие, напряженные голоса родителей. Розмари открыла рот, словно собираясь их окликнуть, но Пол приложил палец к губам и помотал головой.
– Подумать только – именно сегодня, – говорила мать, остановившись на дорожке. – На этой неделе! Если б ты только знал, Дэвид, сколько боли ты нам причинил.
– Прости. Ты права. Надо было позвонить. Я собирался.
– По-твоему, этого достаточно? А может, мне тоже испариться? Вот так просто, как это сделал ты, – уехать и вернуться бог знает с кем, безо всяких объяснений. Как бы тебе это понравилось?
Отец не ответил. А Пол вспомнил одежду на песке и множество вечеров, когда мать приходила домой не раньше полуночи. «Дела», – неизменно вздыхала она, сбрасывала в холле туфли и, минуя ванную, падала в постель. Пол скосил глаза на Розмари – та сосредоточенно изучала собственные руки.
– Она всего лишь ребенок, – после долгого молчания раздался голос отца. – Ей шестнадцать, она беременна и жила в заброшенном доме совсем одна. Я не мог ее там оставить.
– Это что, пресловутый кризис среднего возраста? – едко поинтересовалась мать, и Пол представил, как она проводит пальцами по волосам.
– Кризис среднего возраста? – Отец говорил ровно, задумчиво, словно оценивая симптомы. – Возможно. Там, в Питтсбурге, я понял, что уперся в стену, Нора. В молодости я был очень целеустремленным человеком, просто не мог позволить себе роскоши быть иным. Я поехал в родные места, чтобы кое-что понять, а в моем старом доме оказалась Розмари. Это не похоже на простое совпадение. Не знаю, не могу объяснить, ты сочтешь меня сумасшедшим. Но пожалуйста, поверь мне. Я в нее не влюблен. Дело не в этом. Ничего такого никогда не будет.
Пол взглянул на Розмари. Она так низко склонила голову, что он не видел лица, но ее щеки пылали. Она прятала глаза, яростно отрывая заусенец.
– Я уже не знаю, чему верить, – протянула мать. – А главное, что ты устроил все это именно сейчас, Дэвид. Знаешь, где я только что была? Водила Бри к онкологу. На прошлой неделе ей сделали биопсию. Опухоль в левой груди небольшая, прогноз хороший, но ведь злокачественная!
– Я не знал, Нора. Мне очень жаль.
– Нет! Не трогай меня, Дэвид.
– Кто будет оперировать?
– Эд Джонс.
– Эд – прекрасный хирург.
– Дай-то бог. Словом, Дэвид, только твоего кризиса мне и не хватало.
Полу показалось, что время замедлило бег. Бри, – Бри с ее быстрым смехом, которая могла часами слушать, как он играет; музыка плыла между ними, и слова были не нужны. Бри закрывала глаза и раскачивалась на качелях, купаясь в мелодии. Пол не мог представить себе жизни без своей замечательной тетушки.
– Чего ты от меня хочешь, Нора? – спрашивал между тем отец. – Хочешь – я останусь, а хочешь – уеду. Но я не могу выгнать Розмари. Ей некуда идти.
В наступившей тишине Пол, едва осмеливаясь дышать, ждал, что скажет мать, и мечтал, чтобы она продолжала молчать.
– А как же я? – вдруг выпалил он, изумив сам себя. – Мое мнение не считается?
– Пол? – Голос матери.
– Я здесь, – сказал он, подхватывая гитару. – На крыльце. Мы с Розмари.
– Боже милосердный… – Отец возник у крыльца, чисто выбритый, в свежем костюме. Он похудел и выглядел уставшим. Впрочем, как и мать, которая через миг присоединилась к нему.
Пол поднялся, не сводя глаз с отца.