Шрифт:
– Спасибо за комплемент, – буркнул Николай, прикидывая, что это за слово такое – "параспос". "Парашютист с постелью"? "Паразит с похмелья"? Впрочем, тогда бы это звучало как "параспох". А окончание "по х…" могло означать и кое-что другое. В любом случае, слово "параспос" не понравилось ему точно так же, как и "полумех". Не хотел он быть ни тем, ни другим.
– Сейчас я буду тебя сканировать, – сообщил Салем. Теперь он сидел за столом спиной к Краеву, пальцы его бегали по клавиатуре. – Если ты параспос, ты уже знаешь, что это такое. Тебе уже не раз делали такое.
– Я – параспох, – заявил Краев. – Это значит, что мне все по одному месту. Давай, Салем, сканируй. Я сделаю так, что у тебя на экране возникнет полный набор матерных слов – это и будет правдивой информацией. Тем, что я о тебе думаю…
Вдруг он почувствовал дурноту. Ему делали сканирование мозга совсем недавно, на станции эпидемконтроля, но тогда это было совсем по-другому. Тогда ему не брили башку, тогда он не чувствовал такого сильного головокружения. А сейчас ему показалось, что стул вместе с ним взмыл в воздух и начал раскачиваться самым подлым образом – очевидно, готовясь произвести фигуры высшего пилотажа. Краев собрался было возмутиться, крикнуть Салему, чтобы тот прекратил свои бесчеловечные опыты. Но не успел – в полу под стулом образовалось черное отверстие, и Николай ухнул туда, вниз, со скоростью метеорита, врезавшегося из космоса в верхние слои атмосферы.
– Привет, человек, – произнес Старик. – Решил навестить старого собутыльника? Ну что ж, садись.
– И как же я могу это сделать? – поинтересовался Краев. – Ты видишь, что со мной сделали?
Николай Краев парил в воздухе, все так же привязанный скотчем к стулу. Он болтался в свободном пространстве, в полуметре от острого края скалы, над глубокой пропастью. На треугольном дне ущелья, далеко внизу, ревел пенистый поток горной реки. Краев старался не смотреть на него. Конечно, все это было очередной галлюцинацией. Но Николай не захотел бы такого даже в бреду – пролететь двести метров, размахивая руками и ногами, грянуться всем телом об пики камней, окровавить их, и снова падать по инерции все ниже и ниже, уже бездыханным трупом, теряя с каждым ударом о скалы очередные части своего бывшего тела.
Старик устроился с комфортом. На широком, ровном и абсолютно горизонтальном выступе скалы стоял столик и два кресла, обтянутых белой кожей. Стол был неплохо сервирован: супница, салатница, горки изысканных блюд, украшенных зеленью и цветами, китайский фарфор, золотые бокалы на тонких ножках, пузатая бутыль вина в оплетке из виноградных прутьев. Сам Старик восседал в одном из кресел. Глаза его были устремлены в тарелку, в ней лежала зажаренная целиком небольшая птица, с коей Старик ловко разделывался ножом и вилкой.
– Ах, вот оно что… – Старик поднял голову и задумчиво посмотрел на Краева. – Тебя привязали к моему стулу. Хороший стул. Жалко его терять…
– А меня тебе не жалко терять? – выкрикнул Краев.
– Ладно. Ты сделал выбор. Избавимся от стула, а тебя оставим.
Старик поднял руку, рассек воздух ножом. Николай услышал скрежещущий звук, словно клейкую ленту, которой он был прикреплен к злополучному предмету мебели, перепиливали тупым зазубренным ножом. Лента лопнула, стул отделился от Краева, полетел вниз, кувыркаясь в воздухе, и раскололся в глубине пропасти на белые обломки.
Краев висел в воздухе в прежнем положении и боялся пошевельнуться.
– Что там со стулом? – поинтересовался Старик.
– Ра-ра-разбился, – зубы Краева громко стучали друг об друга. – Слу-слушай, Ста-старик! Спаси меня, а?
– Иди сюда. Здесь есть чем промочить горло. Сегодня моя очередь угощать.
– Ка-как идти?
– Ногами. Нижние конечности у людей, как правило, называют ногами. Вот и используй их, как положено.
Краев осторожно наклонился, перенес центр тяжести вперед, выпрямился и медленно встал. Все было так, как будто он действительно вставал со стула, находящегося на твердой поверхности. Только не было под ним ни стула, ни пола. Краев висел в воздухе.
– Давай, топай ножками, человек, – Старик взмахнул вилкой как дирижерской палочкой. – Перепелки остывают. Ты же не любишь размазывать застывший куриный жир? Сегодня у меня на редкость жирные перепелки.
Николай, несмотря на оцепенение, делал шажок за шажком и вскоре добрался до края уступа. После чего немедленно свалился на четвереньки и с воплями понесся прочь от ужасной пропасти, напоминая природной грацией африканскую обезьяну павиана.
– Я все же настаиваю, чтобы ты сел в кресло, – произнес Старик. – Я даже считаю, что это несколько неприлично с твоей стороны: я рассчитывал на приятную беседу, а ты носишься в четвероногом положении и кричишь подобно ослу.
Краев встал, отряхнул колени. В самом деле, что это он? Ну провалился сквозь дыру в полу, ну повисел над пропастью, ну прошел по воздуху аки по тверди земной. С обычными, нормальными параноиками и не такое бывает. Нет причин для расстройства. Николай наклонился над столом и омыл руки в чаше с розовой водой. Потом сел в кресло, взял накрахмаленную салфетку и положил ее на колени.
– И где же обещанная перепелка? – поинтересовался он.
Птица немедленно возникла на тарелке сама по себе, словно нарисовалась из воздуха.