Шрифт:
— Витюшка проснулся! — Галочка ринулась к нему, принялась тискать.
Ребенок улыбался и только попискивал, хотя уже мог по-своему изъясняться в этом новом, открывшемся для него мире.
— Не задуши, Галина.
— Я его воспитываю, он у меня будет закаленным мужчиной. — Она подбросила племянника.
— Ой, упустишь!
— Не упущу. Правда, Витюшка?
В комнату заглянул Гаврила Иванович. Ребенок перекочевал на руки деда и снова — к Галочке…
Борис Ганецкий явился с корабля вовремя, как и обещал. Поцеловал жену. Задержал взгляд на ее платье:
— Ты решила ехать в этом архалуке?
Катюша вспыхнула:
— Нет. Я надену платье из креп-жоржета.
— Полосатое, что ли?
— Да.
— Только не поднимай высоко пояс… — «Надулась? Попробуем по-другому». — Покажи прическу, Катюша! Очень мило. Теперь лапки… О, я люблю именно такой лак.
Мир легко был восстановлен.
Борис в душе похвалил себя и прошел в комнату, расстегивая китель.
— Сегодня прямо летний день. Где-то идет снег, а у нас полная возможность отправиться к морю и даже выкупаться.
Пока жена переодевается за платяным шкафом, можно устроиться на диване, заложить ногу за ногу, закурить.
— Катюша, ты извини, я не хочу оспаривать твой вкус, но у нас в доме…
Катюша вышла из-за шкафа, зажав в зубах поясок. Скосив глаза, она застегивала на платье мелкие кнопки.
— К чему эти вышивки, Катенька? — продолжал Борис. — На стенах, на комоде, на цветочных горшках и даже на диване. К валикам нельзя голову прислонить. Десятки подушек на диване, и все с вышивками. Сидеть невозможно, боишься измять… Ты что, рассердилась или обиделась?
— Я просто не понимаю… Вместо того чтобы, приехав домой, посидеть спокойно, поиграть с сыном… ты издеваешься. И в какой уже раз… — Губы ее дрожали от обиды. — Так было у нас при маме. Мы делаем все, как было при ней: вышиваем, убираем комнаты, покупаем провинциальные фикусы и китайские розы. И мой отец хочет, чтобы все было так, как при маме. Моя мать была простая женщина…
— Прости, я не хотел тебя обидеть, Катя. Неужели нельзя пошутить, высказать свою точку зрения… Я думаю так, ты — иначе. Объясни. Может быть, я соглашусь. Между нами не должно быть недоговоренности…
Дальнейшее объяснение продолжалось в автобусе, по пути к Омеге:
— …Если я во всем буду потакать тебе, я могу стать неискренним, уйду в себя, перестану доверять твоему такту. Очевидно, я плохо воспитан, у меня дурные вкусы, но что ж делать? Я не выношу рукоделия, особенно вышивки. Мне нравится европейская простота, легкая мебель, воздух в квартире, а не фикусы.
Музыканты играли у моря, невдалеке от грузовика, где орудовала пивными кружками и насосом пестро разодетая Тома.
Радушный Тополь высаживал женщин на пожелтевшую, затоптанную траву:
— Заждались? Добре, добре. Платья шикарные, дамочки еще лучше. Катюша, прошу ручку! У вас на прическе букашка. Вот тут. — Снял ее. — Теперь добре… Гаврила Иванович! Городки привезли. Бачите? Все ваши поручения исполнены. Прошу!
— Сегодня отдыхаем, Роман Романыч, — Чумаков подбил ладошкой коротко подстриженные усы, — а завтра…
— Завтра есть завтра, — остановил его Тополь. — Завтра продолжается битва с бригадой Хариохина.
— Знаешь и это, Роман Романыч? Ну, ты у нас кудесник!
— Ваша деятельность на виду, Гаврила Иванович. Раз в неделю можете увидеть Тополя возле Доски соревнований и почета. Эй, эй, приятель! — Тополь остановил грузовик. — Давай черносмородиновую, лимонад! Пять ящиков, не забудь! Что? Ресторан знает? А Тополь наблюдает и изучает. Полный вперед! Прошу извинить, Гаврила Иванович. Я на Омеге как главный боцман на корабле, только дудки не хватает! Итак, продолжим… Улицы Льва Толстого и Ивана Голубца под переселенцев застраивать будут?..
Тополь потащил Чумакова к городкам, взвесил на ладошках несколько палок и «самые верные, битковые» вручил каменщику.
В море вяло ползли два тральщика. Силуэтами на светлой голубизне неба застыли корабли охраны внешнего рейда. Несколько яхт выстраивались для гонок. Орал в мегафон главный боцман яхт-клуба. Скалистое побережье мыса зигзагами уходило вдаль.
Борис пошел с Катюшей к берегу.
Оркестр играл вальс Штрауса. Кружились несколько пар. Возле легковых машин завтракали семьи старших офицеров. В воде кувыркались гимнасты в плавках, очевидно, из флотской лейтенантской молодежи.