Времени на уговоры не было. Он подплыл ближе.

– Не дрейфь! Всё будет хорошо, - и приказал: - Возьмись сзади за мои плечи и держись крепче, не бойся содрать шкуру, - повернулся к ней спиной. – Только не хватайся за шею, - и тотчас ощутил её цепкие пальцы на плечах. – Поплыли, - сказал сам себе и мощными гребками направился к берегу, соскальзывая с волн и не теряя ощущения буксируемой, тяжело дышащей в затылок. Он не поплыл напрямик, навстречу локальному подводному течению, дугой уходившему от скалы в море, а, экономя силы, свернул чуть в сторону от их бухточки и поплыл по касательной к течению, а когда сопротивление тока ослабло, повернул к берегу.

Их унесло не очень далеко, и его сил хватило, чтобы вернуться к старту. Иван Всеволодович коснулся ногами дна и попросил, морщась от болезненных просолённых царапин от её длинных ногтей:

– Отпусти, - и опять услышал:

– Не могу.

Разозлившись, рявкнул:

– Ты что, так и пойдёшь? На тебя же все смотрят! – напугал самым страшным наказанием для женщин. Она медленно убрала руки с его плеч, вызвав огромное облегчение, но тут же ухватилась за его предплечье. Так и вышли из воды дружной парой.

Вера загорала сидя, опершись сзади на руки.

– Вы чего так долго? – спросила сердито, завидуя подруге. – Чего ты в него вцепилась?

Лера нехотя освободила надёжную руку спасителя, а тот объяснил обозлённой завистнице:

– Да вот, хотели смотаться до Турции, но пограничники у самого их берега завернули. – С ободряющей улыбкой посмотрел на напарницу по марафонскому заплыву. – Хорошо бы сейчас выпить горячего кофе. Как ты считаешь, Лера?

Она, не промолвив ни слова, пошла вверх по тропе к бивуаку. Гордячка тяжело переживала поражение, душа её замкнулась, и девушку надо было как-то расшевелить, разговорить, вернуть к обычной жизни.

Он сам привычно и быстро оживил костерок, послал Веру за водой, вяло вытекающей из расселины, и окликнул спасённую, спрятавшуюся в машине:

– Лера! Иди, помоги!

Она с затяжкой времени выбралась из авто, одетая в разлохмаченные джинсы и драный свитер с высоким воротником и подолом до колен. Медленно подошла, спросила, неприязненно глядя на спасителя:

– Что надо?

Ему ничего не надо было, но нашёлся:

– Слушай, нет ли у вас хлеба? Жрать ужасно хочется.

Она молча принесла буханку в целлофановой обёртке, положила на стол.

– А ты отчаянная девка, смелая, - искренне похвалил он, пытаясь снять напряжение.

Лера зло уставилась на льстеца.

– Я и сама бы выплыла, - сказала непримиримо.

– Конечно, - легко согласился Иван Всеволодович.

– А ты испугался! – почти выкрикнула злючка, стараясь поменять роли и вернуть женское главенство.

Он улыбнулся, понимая её прозрачные потуги.

– Да нет, не испугался, я верил, что ты меня спасёшь.

Лера часто задышала и, испепеляя его ненавидящим взглядом, прошипела, некрасиво искривив губы в ответной, но ядовитой усмешке:

– Ну, и гад же ты, Ванька!

– Что делать? – согласился сантехник. – Таким уж уродился.

Беседу прервала вернувшаяся с водой Вера.

– О чём сплетничаете? – Она чувствительным женским нутром чувствовала, что в море между парой что-то произошло, и это что-то неизвестное мучало её. – На тебе! Вырядилась! – обиженно напала на скрытную подругу. – Духотища такая, а она! Сваришься! Что случилось-то? – не выдержав, спросила прямо.

В ответ услышала:

– Много будешь знать – морщинами покроешься! – утвердив свою невиновность в морском происшествии, Лера обрела-таки обычное властно-покровительственное состояние.

 Назревающей перепалке помешал затарахтевший подпрыгивающей крышкой чайник.

За кофе болтали, о чём попало, и Иван Всеволодович, заедавший королевский напиток сермяжным хлебом, тоже отвечал на какие-то незамысловатые вопросы и на подтрунивание над его плебейскими сантехническими манерами, но мысли были не о том. Нестерпимо, до боли в висках, захотелось, чтобы вместо суетливых худосочных погремушек сидела за столом Мария Сергеевна, Маша, в элегантном нормальном купальнике, и они вдвоём, потягивая настоящую «Арабику», говорили неспешно о вечных темах христианских заповедей. Говорили бы больше глазами, чем словами…