Шрифт:
Все трое, не проронив ни слова, смотрели ей в след.
После того, как колдунья скрылась за домами к ним подбежала любопытная соседка, наблюдавшая за разговором из окна.
– Николавна, что Беда-то сказала?
– без лишних предисловий накинулась она с вопросами.
– Ничего.
– Как это ничего?
– засомневалась соседка.
– Вы же о чем-то говорили. Я сама видела.
Анна Николаевна молчала.
– Ну, чего молчишь-то? Чё она тебе предсказала-то?
– начинала, терять терпение сплетница.
– Да, успокойся ты Зинаида!
– еле скрывая раздражение, ответила Лаврентьева.
– Ничего она не предсказала.
– Как это?
– разочарованно протянула соседка.
– А чё тогда приходила?
– Не знаю, - пожала плечами Анна Николаевна и, взяв детей за руки, направилась к калитке.
– А говорили-то вы о чем?
– не унималась Зинаида Петровна.
– Да, сумасшедшая она совсем! Заявила, что Маша мне внучка, а Вика нет.
– Как это? И все? Только это сказала?
– приуныла сплетница.
– Да. Только это!
– рявкнула Анна Николаевна, не вытерпев назойливости соседки.
И хлопнув дверью перед ее носом, торопливо зашла во двор, словно спасаясь там от преследования.
– Странно, - подозрительно прищурив глаза, пробормотала себе под нос Зинаида, когда ее уже никто не слышал.
– Ада никогда бы не пришла из-за такой ерунды. Что-то ты темнишь Николавна.
– Бабушка, а кто эта страшная старуха?
– спросила Маша после того, как они зашли в дом.
– Это всего лишь Зинаида Петровна, - попыталась она отшутиться, сделав вид, что не понимает о ком речь.
– Живет в доме напротив.
– Я не о ней, - упрямо пробормотала Маша и ковыряя шлепанцем, дырку в коврике добавила, - я о другой старухе.
Говорить детям то, что она знала о колдунье, Анне Николаевне не хотелось.
– Это просто умалишенная женщина. Живет в лесу. Иногда приходит в деревню и запугивает народ. Они верят каждому ее слову и поэтому очень боятся старуху, - ответила бабушка, надеясь, что такое объяснение успокоит девочек.
– А почему она сказала, что Вика тебе... не то, что ты думаешь?
– почти шепотом, спросила Маша, искоса поглядывая на сестру.
– Выкинь это из головы. Я же говорю, что она умалишенная.
***
Весть о том, что колдунья приходила к Лаврентьевой, не без помощи Зинаиды Петровны мгновенно разнеслась по деревне. И самые сочувствующие, вереницей потянулись к ее дому. Никто из жителей не поверил словам Анны Николаевны, что Ада Беда приходила лишь затем, чтобы сообщить, будто бы Вика ей не внучка. И каждая, надеялась первой узнать истинную причину визита колдуньи.
– Может ты, чё-то напутала или забыла?
– спрашивали ее сердобольные односельчанки.
– Давай Николавна, вспоминай, - настойчиво требовали они.
– А коли помнишь - не таись. Излей душу-то. Легче будет.
– Да ничего я не скрываю и не таю!
– возмущалась Лаврентьева, - наговорила всяких глупостей и пошла довольная.
– Ой, Николавна, - вздыхали они участливо.
– Зря ты таишься, да темнишь. Не могла Адка, из-за ерунды такой придти.
– Да разве вы не понимаете, что она сумасшедшая! И к тому же жалкая врунья! И вообще, отстаньте от меня. Я не собираюсь больше, обсуждать эту тему.
Подруги решившие, что Лаврентьева скрывает от них правду, ушли очень разочарованные. А через несколько дней, по деревне поползли самые невероятные слухи о всевозможных несчастьях, якобы предсказанных Анне Николаевне. Но из-за слабости характера и глупого упрямства она будто бы не хочет поверить в неизбежное.
Мнение Лыковчан и их досужие вымыслы нисколько не волновали Лаврентьеву единственное, что ее беспокоило это душевное спокойствие Маши и Вики. Гарантии, что сумасшедшей колдунье не вздумается, снова их навестить у нее не было. И поэтому бабушка решила отвезти детей обратно в город, от греха подальше. И там спокойно, дожидаться возвращения Кати из Европы.
Но перед тем как им уехать случилось одно очень, неприятное происшествие.
Вечером к Анне Николаевне пришла ее закадычная подруга Рубцова Надежда Григорьевна и пригласила на день рождения к своему мужу. С Надеждой Григорьевной они дружили, пожалуй, дольше всех. У них было, как считала Анна Николаевна родство душ. Они даже внешне были немного похожи. Обе не высокие, худощавые, с сильным, немного властным, но вполне добродушным нравом, выразительно отразившемся на их тонких чертах лица.