— Алексей Иванович, вам легко говорить. Я же стреляла первый раз в жизни.

— Поэтому скажу: для первого раза вы стреляли очень даже неплохо.

— Хоть раз попала в цель?

— В то, что можно назвать «десяткой», нет. Но две ваши пули легли около сучка, то есть попали в «девятку».

Подойдя к забору, она вгляделась.

— В самом деле. Вот они, эти две пули? Да?

— Да. Сможете самостоятельно сменить обойму?

— Попробую. — Не сразу, но все же в конце концов она смогла сменить обойму.

Расстреляла и вторую обойму — с похожим результатом.

Когда урок закончился, Седов спросил:

— Слушайте, Полина, — вы хотите есть?

— Ну… в общем, да.

— Тут недалеко отличное место, называется ресторан «Лесная изба». Стоит на отшибе, в лесу. Поедем? Там очень вкусно кормят.

— Давайте…

— А еще лучше — возьмем там еду и устроим пикник в лесу. Устраивает?

— Вполне.

Подъехав к «Лесной избе», он спросил:

— Вы любите грузинскую кухню?

— Обожаю.

Вылез из машины, зашел в переполненный зал, сделал заказ и, взяв у метрдотеля пакет с шашлыками, хачапури и две бутылки шампанского, вернулся. Сказал ей:

— Не зная ваших вкусов, я на всякий случай взял шампанское.

— И прекрасно.

— Куда сейчас?

— Отъедем немного, тут есть хороший уголок.

Проехав с километр, остановил «Москвич» на пустой, окруженной высокими елями поляне. Показал на сбитую из грубо обструганных бревен скамейку:

— Устроимся здесь?

— Давайте.

Накрыв скамейку чехлом от сиденья, они разложили на ней еду, поставили бутылки. Из посуды Седов смог предложить только эмалированную кружку и граненый стакан. Протерев то и другое бумажными салфетками, Полина заметила, что посуда замечательная, шампанское в такой посуде будет вкуснее.

Он открыл и разлил шампанское. Подняв стакан, она спросила:

— За что?

— Не знаю… Может, за боевое крещение?

— За боевое крещение? Ой, нет, скучно.

— Тогда предлагайте сами.

— Может, лучше просто на брудершафт?

— Давайте. Но помните, на брудершафт пьют до дна.

— Я знаю.

Сцепив руки, держащие стакан и кружку, они выпили и поцеловались. Поцелуй показался ему каким-то смазанным. Он посмотрел на Полину, но она отвела глаза в сторону. Сказала:

— Давайте есть… То есть — давай есть.

— Давай.

Они ели, обмениваясь короткими замечаниями, изредка запивая еду шампанским. К концу еды с обеими бутылками было покончено.

Спрятав остатки еды и пустые бутылки в пакет, посмотрела на него:

— Все. Садимся в машину?

— Да.

Шагнула к машине. Он глядел ей вслед:

— Знаешь что…

— Что? — Обернулась.

— Ты мне нравишься.

— Да? В смысле, нравлюсь как работник твоего агентства?

— Нет. Ты нравишься мне, как может женщина нравиться мужчине.

— Интересно… Знаешь, ты ведь мне тоже нравишься — как мужчина может нравиться женщине.

Некоторое время они смотрели друг на друга. Наконец он спросил:

— Скажи, только честно, — ты все еще встречаешься с Луи?

Где-то наверху, в ветвях ели, зашумели белки. На край скамейки упала шелуха от шишек.

— С Луи? — Убрала со лба прядь волос. — Нет.

— Точно нет?

— Точно. С тех пор как он послал меня к тебе, я с ним не встречаюсь.

— Он послал тебя ко мне?

— Да. Он послал меня к тебе.

— Зачем?

— Не знаю. Послал специально.

— Но зачем?

— Говорю тебе, не знаю. Единственное, что я знаю, — о том, что он послал меня к тебе, ты знать не должен. Так он мне сказал.

— Но ты мне об этом сказала. Почему?

— Потому что… — Шагнула к нему. — Сказала — и что? Да, сказала, потому что захотела сказать. Я еще много чего хочу тебе сказать.

— Например?

— Например… Ну, вот ты, например, знаешь, что такое быть в рабстве?

— В рабстве? — Пожал плечами. — Личного опыта нет.

— Конечно, у тебя его нет. Ты вон весь какой упакованный, уверенный в себе, сильный. А я вот была в рабстве. Еще год назад я была рабыней. Здесь, в Москве.

— Почему?