— Си я.

Пройдя в душ, она долго мылась, разглядывая себя в зеркале. Каждый раз, когда видела себя обнаженной, во весь рост, она думала об одном и том же: черт побери, ведь ее фигура, фигура никому сейчас не известной Синтии Розуолл, ничуть не хуже фигуры любой прославленной звезды. Так почему же эта звезда прославлена, а она нет? Ее ноги ничуть не хуже, чем ноги Клаудии Шифер, бедра ни в чем не уступают бедрам Синди Кроуфорд, а грудь — такая же небольшая и крепкая, как у Дрю Барримор. Лицо ее — классика для топ-модели. Серые глаза, светло-каштановые волосы, вздернутый нос, пухлые губы, чуть-чуть, в самую меру капризные. Все говорят ей, что ее лицо немного напоминает лицо Эвы Херциговой, но она считает, оно даже лучше, потому что живей и женственней. Но о них все знают, они нарасхват, им платят пять тысяч долларов за час съемок. Ее же никто не знает, и за час съемок у Митча она должна платить сама. Да еще жизнь толкает ее к тому, чтобы она переспала с ним.

Но она родилась в Бруклине, в семье польских эмигрантов Радзилловских, ставших вскоре Розуоллами, и с самого раннего детства привыкла добиваться своего, никому ни в чем не уступая. Добьется она своего и сейчас.

После душа, натянув колготки и платье от Донны Каран, она около получаса колдовала над макияжем. Сегодня они с Дебби договорились вместе зайти отметиться в профсоюз актеров на Таймс-сквер, а потом съесть легкий ленч неподалеку, в ресторане «Планета Голливуд». Она должна выглядеть на все сто, потому что и в профсоюзе, и в «Планете» можно натолкнуться на кого угодно, в том числе и на серьезного продюсера.

Выйдя на Пятую авеню, подошла к своему «БМВ». Недоверчиво осмотрела ветровое стекло — ба, ну и чудеса, в кои-то веки нет штрафной квитанции, — села в машину. Проехав немного, притормозила у «Рокфеллер-Центра».

Дебби, пухленькая, веснушчатая, верная Дебби, сидела, как и большинство здесь, прямо на гранитном парапете у фонтана. Увидев ее машину, спустилась, открыла дверцу, села рядом. Сказала, сдув со лба волосы:

— Привет.

— Привет. Долго ждешь?

— Да нет, пустяки. Едем?

— Ага. — Синтия дала газ. — Сначала в профсоюз?

— Ну да. Надо показаться.

Проехав несколько блоков, свернула по Восточной 47-й улице к Таймс-сквер. Все разрешенные для парковки места у тротуаров были заняты, и она минут двадцать крутилась по окружности между 46-й и 47-й, выискивая, куда втиснуть «БМВ». Наконец повезло, молодой парень в костюме клерка, подойдя к стоящему у тротуара «Форду», показал рукой: можете занимать мое место, я уезжаю.

Выйдя, они направились в профсоюз. Офис профсоюза кино- и театральных актеров Нью-Йорка помещался на третьем этаже двадцатиэтажного здания на углу Бродвея и Восточной 46-й. Для Синтии этот профсоюз практически ничего не значил, поскольку она знала: шансов сделать кинокарьеру, надеясь на фотографии, хранящиеся в картотеке профсоюза, у нее нет никаких. Для Дебби же профсоюз был всем. Дебби была фанатичкой театральной сцены, она бредила сценой, готова была играть на сцене что угодно и когда угодно, даже бесплатно. Собственно, она два сезона подряд и играла бесплатно в полулюбительском офф-бродвейном театрике — надеясь на рецензии, которые могли бы появиться в «Таймс» или «Нью-Йоркер». Но рецензии так и не появились, и Дебби теперь ничего не оставалось, как зарабатывать в массовках в различных телевизионных ток-шоу — в расчете на лучшую долю. А для того чтобы ее чаще приглашали в массовки, она должна была регулярно наведываться сюда, в профсоюз.

В большом зале, перегороженном стеллажами картотеки и стендами с объявлениями, они совершили обычный ритуал — поздоровались с сидящими в картотеке старушками, справились, не было ли на них запросов, и просмотрели несколько объявлений. Здесь же увидели двух знакомых девушек, учившихся когда-то вместе с Дебби в театральной студии.

Одна из приятельниц Дебби воскликнула:

— Синтия, ты выглядишь просто класс, честное слово!.. Платье обалденное…

— Ладно тебе, Лорри. Если б я могла ходить в другом платье, я бы ходила.

— Ну да, конечно… Тебе же в другом платье ходить нельзя, ты почти небожительница.

— Вот именно, что почти.

Подумала: если б они знали, чего ей стоит выглядеть «почти небожительницей». Да, у нее есть собственный небольшой домик рядом с Марин-парком, да, ее «БМВ» выглядит почти как новый, да, она носит туалеты только от лучших кутюрье, да, у нее есть свой агент и она в состоянии платить бешеные деньги таким фотографам, как Митч. Но домик и «БМВ» куплены на деньги отца, который отдал ей последние сбережения. Деньги же на все остальное она долгое время зарабатывала, трудясь официанткой, и лишь совсем недавно, после того как ей удалось сняться в двух коммерческих роликах, смогла послать подальше до чертиков опротивевшую работу в ресторанах. Участие в роликах, которые сейчас крутятся вовсю на телеэкранах, и дало Лорри повод назвать ее «почти небожительницей». Но ведь и эти деньги, как ни экономно она старается их тратить, рано или поздно кончатся.

Поболтав и распрощавшись с девушками, Синтия и Дебби спустились вниз, прошли два блока, отделявшие профсоюз от ресторана «Планета Голливуд». Чаевые, на которые Синтия здесь никогда не скупилась, сделали свое дело: швейцар у входа улыбнулся и сделал комплимент, метрдотель, подняв брови, сказал значительно:

— Синтия, дорогая, ваш столик вас ждет.

Усевшись за заказанный заранее столик, Синтия оглядела зал. Сразу же поняла: хоть зал и полон, нет ничего интересного. Ни одной настоящей знаменитости, ни одного продюсера. Ладно, плевать. Сегодня она просто отдохнет и расслабится.

Дебби, не боявшаяся набрать вес, заказала мясо «Планета Голливуд», кофе и пирожное, она же ограничилась яйцом, фаршированным черной икрой, салатом и слабым чаем.

Как только официант, поставив заказ на стол, ушел, зажужжал телефон, лежащий в сумочке. Округлив глаза — надо же, как не к месту! — Синтия все же достала телефон и ответила:

— Да?

— Синтия… Черт, как хорошо, что я тебя нашел…

Ей потребовалось время, чтобы понять: голос принадлежит Джерри Блумфилду, ее агенту. Все же она смогла собраться и сказать спокойно: