Он позвал изо всех сил.

В кабинет вбежал инспектор.

— Чего ты так орешь?

— Мне надо сделать признание.

— Признание? Какое еще признание?

Вид у инспектора был удивленный и слегка рассерженный. Он уже собирался уйти домой, когда Жереми его позвал!

— Я торгую кокаином. В моей квартире вы найдете целый склад.

Инспектор ошеломленно уставился на этого такого покорного человека, с улыбкой взявшего на себя вину за правонарушение, в котором никто его не подозревал.

Да, Жереми улыбался. Он даже смеялся про себя, довольный западней, расставленной своей темной стороне. Его жена и дети наконец будут от него избавлены.

Инспектор задавал ему вопросы. Жереми не отвечал. Успокоившись, он поддался накатившей усталости; ему не терпелось поскорее со всем покончить, пусть тот, другой, займет его место и угодит прямо в расставленную им западню.

Пусть придет старик, молитвы, муки и забвение!

Он ждал их, улыбаясь.

Солнечные лучи проникали сквозь решетку слухового окошка и таяли в неоновом свете. Со стальной кровати напротив, такой же, как его, смотрел на него незнакомый человек с подносом на коленях, медленно жуя кусок хлеба. Взгляд был холодный и тяжелый. Внушительная мускулатура говорила о животной силе, способной сработать в любой момент: зверь, готовый броситься на жертву. Широкое лицо, казалось, было вырублено топором.

— Что ты так на меня смотришь? — спросил сосед хриплым, тягучим голосом.

Жереми не ответил. Эту проблему он не предусмотрел, когда так быстро разработал свой план-озарение, приведший его сюда. Удовлетворение, которое он испытал, когда проснулся, сменилось теперь чувством уныния.

— Я к тебе обращаюсь! — рявкнул сосед.

Жереми, несмотря на угрожающий тон, был по-прежнему погружен в свои последние мысли. Те же, что и при предыдущих пробуждениях: в каком он году? Что он сделал? Что сталось с Викторией и детьми? Какой кошмарный сценарий ждет его на этот раз?

Только место — впервые — не удивило его.

Сосед вдруг встал, и Жереми подумал, что он сейчас бросится на него. Но он направился к двери и поставил свой поднос на прибитый к ней столик.

— О черт. Отвали! Чудной ты все-таки. Верно говорят, что ты недоумок. Все у тебя не как у людей. Посмотри на свой поднос! Мы тут с голоду подыхаем, готовы убить друг друга за кусок хлеба с маслом, а ты к жратве и не притронулся. Дрыхнешь, как в отпуске на Лазурном Берегу, да еще и улыбаешься во сне, придурок.

Жереми сел, посмотрел на свой завтрак и почувствовал, как и в прошлые разы, острый голод. Он встал, нетвердым шагом подошел к умывальнику, ополоснул лицо и руки. Поискал зеркало, но не нашел и вернулся к подносу. Сосед лежал на своей кровати, закинув руки за голову, и смотрел на него с безразличным видом. Кофе остыл, но Жереми выпил его с удовольствием. Он съел два кусочка хлеба, слишком тоненьких, чтобы утолить его голод. Он жевал и обдумывал ситуацию. Как продолжить «следствие» теперь, когда он заперт в этой камере? В его распоряжении всего несколько часов. Нет, он не думал, что так скоро сможет окончательно прояснить для себя эту историю, но в нем теплилась надежда найти хоть какое-то зерно истины, которое позволило бы ему наконец сделать первые шаги к выздоровлению, оправдать свое поведение в глазах Виктории и, может быть, может быть…

Он чувствовал себя как смертник, за которым пришли: обреченный перед мощью машины, готовящейся его убить, вопреки здравому смыслу надеялся, что в последний момент его спасет какое-то чудо. У него было еще несколько нитей в руках, несколько ходов, которые надо сделать. И он должен был найти способ заняться этим здесь.

— Ну что, какие планы? — спросил сосед.

Жереми почти забыл о нем. Что он мог ему ответить? Надо было потянуть время, пусть тот сам скажет, чего ждет.

— А ты как думаешь? — решился он.

— Как я думаю? Как я думаю? С каких пор ты спрашиваешь моего мнения? — отозвался сосед, приподнявшись на локте. — Известно, кто тут у нас думает! Но уж если хочешь знать мое мнение, с ним надо кончать.

В голосе соседа звучала решимость. Жереми моргнул. Смысл этих слов пока не укладывался у него в голове. Надо было вытянуть из него еще информацию.

— И как ты себе это мыслишь?

— Как я себе это мыслю? — повторил сосед, удивившись вопросу. — Ты хочешь проверить, хорошо ли я вызубрил урок? Ну так пойдем в спортзал, там его и прикончим, но чтобы типа несчастный случай. Я исхитрюсь уронить на него стопятидесятикилограммовую гирьку, прямо на шею. Тюк — и каюк! — прыснул он и посмотрел на Жереми, проверяя, оценил ли тот его юмор.