"В Каукчь-аре" - произнесла она, и Тинч почувствовал, как от этой непривычной мягкости что-то тепло сжимается у него внутри.

– Лапуль, конечно, говорит, что он отправил нас куда подальше, и что он нас бросил. Только я не верю. Он ведь добрый, и ему тоже нелегко. Иногда, как приедет, садится где-нибудь в саду и курит, курит. А иногда плачет. Лапуль...

– А кто этот, ваш "лапуль"?
– спросил Тинч.

Айхо непонимающе повела глазами, потом взяла в толк и расхохоталась:

– Ты свою маму как называешь?

– Как, как...
– смешался Тинч.
– Мама...

И, сам не зная почему, принялся рассказывать то, что решался доверить не каждому.

– Она умерла, когда мне не было и года. Отец говорил: слишком много несчастий было в её жизни. От этого человек не живёт долго. Она была родом из Бэрланда. Родители за долги отдали её в работный дом, хозяин продал работорговцу. В Чат-Таре она оказалась в обители святого Икавуша. Отец полюбил её с первого взгляда и вместе с... с одним чаттарским офицером выкрал её из монастыря. Во время помолвки в окно влетел камень... Им пришлось бежать. Она, когда умирала, попросила, чтобы ее не сжигали, как делают у нас - боялась, что будет больно, а похоронили на чаттарском кладбище... А потом, когда мне исполнилось десять, отец женился вторично... Ну, эту я запомнил! Потом, однажды, прихожу из школы... я тогда ещё в школу ходил...
– отец один. "Она, - говорит, - заговариваться стала. Почему, дескать, ты опять купил Тинчу новые ботинки, а мне который день новых туфель купить не можешь?.." Прижал меня к себе крепко-крепко и сказал: "Ничего. Будем держаться вместе, парень. Всё равно, никого лучше нашей мамы у нас не было и не будет".

– Когда это было?
– спросила Айхо.

– Четыре года назад. За год до войны с Элт-Энно.

– Значит, тебе сейчас четырнадцать?

– Скоро пятнадцать... Ты на мой рост не смотри, у нас в роду все такие, некрупные. Однажды к нашим соседям полезли ввечеру какие-то, с палками. Отец вышел, хотел уладить миром. Один из тех - его палкой по плечу. Он разозлился, вырвал у него эту палку и так их отделал...

Тинч оборвал рассказ, неожиданно вспомнив и тот вечер, и орущую толпу с факелами и дубинками, и отца - окровавленного, растоптанного, тяжело встающего с пыльной мостовой...

– ...ведь его когда-то учил сам капитан Гриос, - машинально довершил он.

– Кто?
– переспросила Айхо.

– Капитан Гриос, чаттарец.

– Моего отца тоже зовут Гриос, - сказала она.

3

Два раза в году, весной и осенью, на побережье приходит Время Ветров. По временам то Хайяк, то Бальмгрим - стегнёт песком по окнам, раскачает, повалит, разбросает забытые на берегу снасти. Ночной шквал оставляет после себя развороченный берег, где в изменившей очертания полосе прибоя мелькают вперемешку лохмотья рыжих водорослей и белые корневища "каменных роз".

В один из тех осенних, не очень спокойных, но солнечных дней Тинч подошёл к дому, где жила Олеона.

По саду, подбирая опавшие в траву перезрелые груши, бродили стреноженные кони. На скамейке у крыльца курил трубку высокий, очень худой, широкоплечий и длиннорукий человек. Поглядев на Тинча глубоко запавшими, тёмными глазами он, не вынимая изо рта трубки, прогудел в усы:

– Подойди-ка сюда, сынок.

И, не отрывая ощупывающего взгляда, спросил:

– Ты - сын Даурадеса? Хотя, что я спрашиваю... Вылитый Маркон! Только волосы её... и в глазах что-то есть. Садись-ка рядышком, сынок. Айхо скоро выйдет.

Говорил он по-тагрски без акцента, и лишь временами добавлял чаттарские слова.

– Тинчес, Тинчес... Давно я хотел поглядеть на тебя, Тинчес - сын Даурадеса, - продолжал он, ещё раз внимательно осмотрев Тинча с головы до ног.
– Знаешь, а башмаки твои скоро в отставку попросятся. Сапоги есть на зиму?

– Найдутся, - ответил Тинч.

– Отец... гм... пишет?

– Пишет.

– Денег присылает?

– Присылает.

– Значит, так и живешь, один?

– А я не один живу. По соседству с сапожником. Если мне понадобятся сапоги, я найду, кого попросить.

– Так, - вздохнул Гриос.
– Эх, правый-левый сапоги, оба-два не с той ноги...

Захватив худыми, пожелтевшими от табака пальцами чашечку трубки, он вроде бы наблюдал, как между ними струится синеватый дымок...

– Что, отец много обо мне наговорил?

– О вас?
– пожал плечами Тинч.
– Иногда рассказывал.

Ему не хотелось упоминать, что, по словам отца, тот капитан Гриос погиб в Чат-Таре во времена восстания Каррабо-Пратта, четырнадцать с половиной лет тому назад. Отец не мог ошибаться. Отец солгал! И то, что должно было скрываться за этим, Тинчу предстояло когда-нибудь узнать.

– Ты очень похож на мать.

– Похож.

– Вначале не очень заметно, потом пошаришь в памяти...

– Да.

– Ты её помнишь?

– Нет.

– Ххак!
– сказал чаттарец.

Протянул узловатую, похожую на иссохшую ветвь руку, подтянулся за край скамьи и сел лицом к лицу с Тинчем.

– Вот что...
– сказал он.
– Я не знаю, что там обо мне нарассказывал Маркон. Но если ты вместо путного мужского разговора будешь осла за хвост тянуть, я рассержусь и... и заброшу тебя вон на ту высокую грушу.