Ветер с дождём были забыты. Поднявшись из-под скалы, люди в оцепенении наблюдали, как один из пронизанных молниями вихрей, подобный руке великана, шарящей по взмученным серым волнам, ускоряясь, пошёл прямо на берег.

– Стойте! Назад!
– кричал отец, но его никто не слушал.

Они остались вдвоём. Отец не сводил глаз с побелевшего от молний, ревущего и воющего моря...

– Вот так, значит?..
– задыхаясь, приговаривал он.
– И ты, жалкий слепец, вздумал меня запугать? Запугать нас?!
– кричал он, прижимая к себе Тинча.
– А я не боюсь тебя, незрячий выродок, как всегда не боялся, понял? И мы оба тебя не боимся! Правда, Тинчи? Ага! Правда!..

Углы плаща вырвало из их рук. Гулкая расплывчатая тьма сшибла с ног, придавила к подножью скалы. Тинч почувствовал, что не может ни вдохнуть, ни выдохнуть и потерял сознание.

...Потом были темнота и языки огня на щепках плавника. Волны накатывали на берег. Сам он, укрытый чьейто курткой, лежал у костра. Рядом вполголоса беседовали отец и двое-трое из рабочих.

Утром он рассмотрел страшный след - как будто здесь, прямиком через дюны протащилась огромная змея или гусеница. Ближе к дороге торчали вверх колёсами полузасыпанные песком, растерявшие камень повозки, и угрюмые люди с покрасневшими глазами раскапывали мокрый песок - медленно, безнадёжно...

Смерч прошёл по окраине города, разметав домишки предместий и повергнув наземь маяк, возле которого находилось их жилище.

С того дня корабли обходили Коугчар на ещё более почтительном расстоянии. А Маркон с сыном весною поставили новый дом...

5

Эх, да что за славное случилось в тот день море! Сладковато-свежее в порывах моряны, радужное в иголочках брызг, серебристое как наряд невесты! Тинч приналёг на вёсла, с удовольствием ощущая, как похрустывают на спине мускулы. Айхо вздумала было сунуть руку в воду, поглаживая мелкие волны, но Тинч её предостерёг: здесь, в глубине могло и в самом деле обитать что-нибудь такое, что не чета сказочному существу Камакудаку...

Добрались быстро. Тинч вылез из лодки, закрепил якорь и подал руку Айхо. После зыбкого и долгого пути им обоим казалось, что камни под ногами слегка покачиваются, как бы стремясь вот-вот уйти туда, в оливковую глубину лагуны, туда, где временами скользили медленные тени, и откуда из гладких волн время от времени поднимался гибкий плавник чудовища.

Её маленькая загорелая рука была на ощупь сухой и мягкой, и слегка подрагивала - как только что взятый из гнезда птенец.

Задул Бальмгрим - славный шторм будет к вечеру. Айхо обернула плечи широким платком. Тинч расстелил куртку на плоском, зелёном от засохших водорослей камне -присаживайся.

Сам примостился поодаль. Колотилось сердце. Оттого ли, что долго не брал в руки вёсел? Искоса поглядывал на Айхо.

Волны открытого моря набегали на камни и разбивались её ног. Её обернутая в платок фигурка показалась ему такой беззащитной, что захотелось присесть рядом, обнять за плечи, шептать на ухо непривычные, мягкие слова...

Море, под неоглядным, плывущим куполом небес, всё - текло, шевелилось, переливалось огнями и отблесками. В отчетливой дали, на горизонте появлялись и пропадали паруса - это шли корабли из Урса в Анзуресс и обратно. С другой стороны, над ровно вздымавшейся поверхностью бухты - кряж Тропы Исполинов трепетал в полуденном небе.

– Боже, сколько вокруг всего...
– прошептала Олеона.
– Сколько свободы, сколько простора... Цвета! Звуки!..

И тут же всё испортила (о женщина! Пусть и просто девчонка!):

– Нас отсюда не смоет?

Тинч отрицательно затряс головой: глупости.

– Может быть, приплывём сюда в другой раз?

– Будущим летом. Завтра я ухожу в Бугден, на заработки. До весны.

– А ты говорил, что дней через пять, - напомнила она.

– Говорил...
– признался Тинч.

– Ты уходишь, папа уезжает...
– сказала Айхо.
– О чём это вы с ним поспорили?

– Так...

Ему так хотелось рассказать о тысяче вещей: и о том, что деньги, на которые ему бы жить да жить в эти пять дней, пришлось потратить на аренду лодки, но он ни капельки об этом не жалеет, и о том, что он, сын Маркона Даурадеса, никогда не сидел на лошади, и тому была причина - мечта стать настоящим моряком, а ведь ни один уважающий себя моряк не станет и пробовать садиться в седло...

Мощный вал катился в это время с моря. Споткнулся о подводный камень и с грохотом разбился у подножия рифа.

– Айхо...
– начал он и остановился, сам не веря тому, что так просто и спокойно обращается к этой величавой красавице, и что он запросто может подсесть к ней рядом, и даже попробовать обнять её, и даже... Впрочем, о том, что именно он может попробовать "даже", Тинч старался не думать...

– Айхо, ты знаешь... Нам, морякам, не подобает, но я бы очень хотел как-нибудь прокатиться на лошади.