Шрифт:
Таких стихотворений, какие написал Высоцкий, в советской поэзии никогда не было. Он создал новый жанр, вступив в конфликт с нормами и схемами официальной поэзии, утверждая человеческую жизнь как высшую ценность. Большинство военных песен Высоцкого — это музыкальные эпопеи в миниатюре. Он понимал, что его фронтовые герои были его сверстниками, а может быть, еще моложе. Поэтому он так свободно и уверенно говорил от их имени. Его герои поступают так, как поступил бы он сам в экстремальных обстоятельствах. Это была и е г о война...
Фрагменты ассоциаций в его песнях складываются в эпическое полотно, отразившее и судьбу штрафных батальонов, о которых как-то не принято было вспоминать, и Ленинградскую блокаду, и госпитальные будни, и героизм евпаторийского десанта, и страдания летчика, потерявшего друга. Эта эпичность определяется не только широтой охвата военных событий, сопряжением прошлого и настоящего, но и глубиной и зоркостью авторского взгляда. Почти все «военные песни» Высоцкого — редкостной красоты жемчужины его поэтического творчества. В них больше правды о войне, чем в огромном количестве бездарных исторических монографий и блеклых мемуаров.
Создав новый жанр, Высоцкий не был первооткрывателем. Он продолжил ту самую традицию правды о войне, родоначальником которой в русской литературе стал Лев Толстой, а продолжили уже на другом историческом материале Константин Симонов, Виктор Некрасов, Григорий Бакланов...
«Не помню, в каком точно городе, — рассказывает Иван Бортник, — где мы с Володей были на концертах, произошел такой случай. Наше выступление начиналось фрагментом из спектакля «Павшие и живые». Высоцкий пел свои военные песни, а я читал стихи «военных поэтов». На сцене мы стояли вместе, рядом.
Обычно Володя пел «Братские могилы», «Тот, который не стрелял», «Всю войну под завязку...», а заканчивал «Случаем в ресторане»:
А винтовку тебе, а послать тебя в бой?!
А ты водку тут хлещешь со мною!..
Я сидел, как в окопе под Курской дугой —
Там, где был капитан старшиною...
В этом месте у меня всегда мурашки по спине — так он пел.
...Он все больше хмелел, я — за ним по пятам.
Только в самом конце разговора
Я обидел его — я сказал: «Капитан!
Никогда ты не будешь майором!»
Когда он заканчивал это, зал обычно сразу взрывался аплодисментами. А тут возникла какая-то странная пауза.
И вдруг из второго или из третьего ряда поднялся человек и пошел по проходу к сцене. Я успел разглядеть его. Невысокого роста, пожилой, в поношенном темном пиджаке, на лацкане Звезда Героя Советского Союза. Он подошел к сцене, неловко поклонился Володе, шепотом сказал «спасибо», хотел еще что-то сказать и вдруг зарыдал.
Володя растерялся. У него дрогнул подбородок, он сделал шаг вперед, снял с себя гитару, передал ее мне и спрыгнул вниз. У меня тоже перехватило горло.
Володя обнял подошедшего за плечи и, что-то ласково говоря, проводил его на место. И все это — под бешеные аплодисменты зала. Потом снова поднялся на сцену. Я отдал гитару и, глотая слезы, быстро ушел за кулисы. А он подошел к микрофону и поднял руку. И тишина...
«Спасибо, — сказал он и, секунду помолчав, повторил, — спасибо. Я сегодня попою вам подольше». Пел он в тот вечер больше двух часов!»
После Белоруссии Высоцкий с Мариной едут в Одессу. Здесь его ждет окончание работы в «Опасных гастролях» и круиз на теплоходе «Аджария» по Черному морю. На «Аджарии» — Высоцкий в статусе «гостя капитана» Александра Назаренко, с которым он познакомился в прошлом году на съемках в Одессе.
В Одессе режиссер Г.Юнгвальд-Хилькевич предлагает Высоцкому написать песни к фильму «Внимание, цунами!». В фильме звучит песня Высоцкого «Долго же шел ты, в конверте листок...». Не нашлось места для песни «Цунами» («Пословица звучит витиевато...»). По просьбе Высоцкого на главную роль Хилькевич взял Татьяну Иваненко. Снимался и друг Высоцкого — Олег Халимонов.
В этом году Щукинское училище заканчивают известные впоследствии актеры: Иван Дыховичный, Борис Галкин, Леонид Филатов, Владимир Матюхин... На показе в Театре на Таганке Любимову приглянулся только Филатов. Остальные придут на Таганку позднее.
Отказавшись от приглашений еще двух московских театров, Филатов пришел в театр, который нравился ему своей демократической эстетикой, необычной хореографией и репертуаром... Друзья Филатова, узнав об этом, всерьез отговаривали, говорили, что этот индустриальный театр не для него, что он нужен там, где мог бы создать роли с тонким психологическим рисунком. А на Таганке «собрались не психологи, а одни горлопаны». «Там все орут» — пугали Леонида друзья. Но Филатов своего решения не изменил, пришел к Любимову и тут же был зачислен им в основной состав. Как позднее признавался сам Любимов, он видел Филатова в роли Актера в студенческой постановке пьесы «На дне», и его игра Любимову понравилась...