Шрифт:
Калейдоскоп людей. С настойчивостью провинциала практически каждый входящий на третьей, пятой, десятой минутах просил Володю что-то спеть. И Володя категорически никому не отказывал. Некоторые песни я просто целиком запомнил с той поры.
Он не подавлял, а приближал людей к себе. Подавления не было. Такое впечатление, будто бравада его иногда носила мимикрический характер. По виду он был жутко застенчивый человек. Думаю, что друзей у Володи было много. Но при всей его, если хотите, общедоступности дистанцию держал. К себе туда, внутрь, он пускал очень немногих. Его доминанта — исключительная доброжелательность. Для него любой человек был хорош — до тех пор пока тому не удавалось доказать обратное...
...Он обладал совершенно великолепным даром — красиво заводиться. Если его что-то увлекало — а увлекало его очень многое, — то разговор шел на колоссальном нерве. Не на крике, а именно на нерве...
...Иногда Володя «уходил». Он присутствовал, но «уходил» абсолютно. Взгляд исподлобья, скорее всего устремившийся в себя. Смотрит — не видит. Односложные ответы. Мне сказали: человек занят. Ну а ночью или наутро появлялась новая песня...»
Он всю свою жизнь любил делать подарки — «дарить приятнее, чем получать». Главный подарок — песня. 22 июня 1963 года на Большом Каретном справляют день рождения Артура Макарова и Высоцкий приносит в подарок песню, исполняемую впервые, — «Я женщин не бил до семнадцати лет...».
Отправным моментом для сочинения песен были не только дни рождения близких друзей, но и события, происходившие в стране и мире. 14 июня 1963 года ЦК Компартии Китая направил письмо в ЦК КПСС, обвиняя его в оппортунизме. После безуспешных межпартийных переговоров, ровно через месяц — 14 июля — «Правда» опубликовала претензии Китая вместе с открытым письмом ЦК КПСС в ЦК КПК, авторы которого обвиняли «китайских товарищей в троцкизме, пособничестве империализму, внесению раскола в соцлагерь». Оказалось, что «русский с китайцем» вовсе не «братья навек». Высоцкий пишет «Письмо рабочих тамбовского завода китайским руководителям»:
И не интересуйтесь нашим бытом —
Мы сами знаем, где у нас чего.
Так наш ЦК писал в письме открытом —
Мы одобряем линию его!
Интересная история приключилась с песнями Высоцкого «Тот, кто раньше с нею был» и «Я в деле, и со мною нож...».
Летом 63-го года Московский театр драмы и комедии начал репетировать спектакль «Микрорайон» по пьесе Лазаря Карелина. Ставил спектакль Петр Фоменко. Он решил, что по характеру одного из главных героев пьесы, по характеру окружения и среды этого персонажа в спектакль должны быть введены песни. Были выбраны эти песни «неизвестного автора». Песни помогли выстроить спектакль, придали ему необходимую интонацию. В них одновременно присутствовал и криминал, и тема жестокости, и своя лирика, и благородство, и та нежность, которая во многом определила тональность роли Князева, сыгранной Алексеем Эйбоженко. Там был проход, построенный на первой песне: герой пьесы Князев шел с букетом цветов к девушке. Его сопровождал один из подручных — паренек по имени Витя, который подыгрывал ему на гитаре, — Витю играл Юрий Смирнов. Князев выступал по всему микрорайону, который «принадлежал» ему, и пел эту песню:
И тот, кто раньше с нею был, —
Он мне хамил, он мне грубил...
А я все помню — я был не пьяный,
Как только стал я уходить,
Она сказала: «Подожди!»
Она сказала: «Подожди, еще ведь рано...»
Причем пел именно так, перевирая слова, не зная не то что авторских интонаций, но и точного мотива. Несмотря на то что песня была сильно искажена и в текстовом, и мелодическом отношении, она здорово сработала в спектакле и несла там большую смысловую нагрузку.
Эти песни предварили приход Высоцкого на Таганку, а А.Эйбоженко и Ю.Смирнов станут его партнерами по сцене.
В 63-м Высоцкий в этом театре не бывал и не знал, что его песни введены в спектакль. Когда он пришел на Таганку в 64-м, то высказал обиду, дескать, его песни используют, а при этом его фамилии в афише нет, да и одна из песен искажена. Тогда состоялся такой разговор Высоцкого с актером театра Леонидом Буслаевым.
— Это ты принес песню в спектакль?
– Да.
— Слушай, там же слова не те!
— Вполне может быть, но я ее услышал в Ногинске, а там пели именно так. Ну что ты расстраиваешься? Вот чудак, ей-богу! Ведь это народ уже прибавляет-убавляет, а значит песня уже народная, а не твоя собственная. Ты ее для кого писал? Для людей? Вот люди теперь и поют так, как им удобно. Да мы поначалу и не знали, чья это песня.
В песенном творчестве у Высоцкого наступает новый период. Если поначалу песни писались и исполнялись для компании близких друзей, то пришло время, когда из приятельского круга надо было выходить, раздвинуть его, осознавая себя в новом большом пространстве.
Сделать это в те годы было чрезвычайно трудно. Идеологических жрецов от КПСС отличала патологическая ненависть ко всему «неположенному» и «чуждому». К «неположенному» относились и песни Высоцкого.
Власть признала тот факт, что внедрившиеся в быт магнитофоны прервали ее монополию на распространение звучащей информации, которая до сих пор выходила только под строжайшим цензурно-идеологическим контролем.
«Наряду с использованием во враждебной пропаганде неофициально распространяемых рукописей и зарубежных изданий, нелегально ввозимых в нашу страну, которые на жаргоне диссидентствующих элементов, культивируемом этой пропагандой, именуются «самиздатом» или «тамиздатом», в целях идеологической диверсии используется в последние годы и так называемый «магнитиздат», или «музыкальный самиздат» — обычно записанный на магнитофонные кассеты идейно враждебный репертуар различных самозваных бардов», — это цитата из просусловской брошюры тех лет.