— Не доказывает ли это, что Ненита Куген была убита?

— Это доказывает только, что кто-то хочет скрыть существование тайного хода.

— По крайней мере мы теперь знаем, как она попала в пещеру.

— Мы знаем только, что кто-то хочет помешать тебе, Джек, совать свой нос в это дело.

— Меня не остановят. Вначале я не очень-то рвался, но теперь меня ничто не остановит. Я хочу докопаться до самого дна.

— Ты и так уже чуть не остался на дне.

— И не жалею! Это был бесценный опыт, все равно что родиться заново. Ох, Поч, никогда я не любил тебя больше, чем прошлой ночью, когда услышал, как ты идешь с ключами!

— Может, то был не я. То был, возможно, святой Петр, открывающий тебе врата.

— Альфонсо Гатмэйтан! Не сверкай на меня очами, фанатик! И все же да, в этом было что-то мистическое — в моем нисхождении во мраке из алтаря наверху к алтарю внизу.

— Прохождение через пещеру как обряд инициации для мужчин средних лет.

— Но если ты думаешь, что я пойду по пути дона Андон-га…

— Ты ведь уже сказал о рождении заново.

— Да, я переродился! Поч, ты видишь перед собой совершенно нового человека, восставшего из мертвых и безумно полюбившего землю и воздух, человеков и скотов, прутья иссохшие и камни.

— И увидел он свет, и нашел, что это хорошо.

— Ты даже не знаешь, как ты прав. О Поч, сегодня утром я проснулся в восторге, поняв, как хорошо жить!

— Да, девушки слышали, как ты пел в ванной.

— Скажи им, что петь надо не только в ванной, но везде: на работе, за игрой, в церкви, в постели — чтобы показать, что ты счастлив быть живым. А мы тоскуем, не понимая, как мы счастливы.

— Это что-то вроде того, что мертвые завидуют даже нашему раку?

— Да, если тебе непременно надо подать это так грубо.

Почоло резко поднялся с дивана, подошел к рабочему столу и принялся перебирать бумаги в проволочном ящике. Джек с удивлением смотрел на него.

— В чем дело, Поч? — наконец спросил он.

— Ничего. Просто не хочется обижать тебя. Конечно, радость быть живым и все такое… Но лучше наоборот: жить радостью, а это значит — находить ее в себе, а не в прутьях иссохших и камнях. Всего же лучше было бы относиться к жизни реалистически: она есть то, что церковь называет юдолью слез. Вот с этим никогда не ошибешься.

— Поч, но ведь сказано же, что унылый христианин — плохой христианин.

— Эмоциональность, даже самого лучшего свойства, в конечном счете всегда и плоха и печальна, — проговорил Почоло. Взяв несколько бумаг, он подошел опять к дивану и хмуро уставился на Джека. — Пойми меня правильно. Если тебя тряхнуло так, что ты забыл про свою апатию — что ж, ура. Но не бросайся в другую крайность.

— Ты имеешь в виду мое нежелание расстаться с делом Нениты Куген?

— В данный момент в тебе говорит твой восторг, и ты думаешь, что можешь сделать все.

— Но что худого в энтузиазме? Без него нельзя, если хочешь посвятить себя чему-нибудь. Он нужен был и тебе, Почоло, чтобы посвятить себя делу церкви. И меня он обуял чудесным образом, чтобы я мог посвятить себя этому делу.

— А надо ли? Ты открыл потайной ход — и прекрасно. Я сказал полицейским, что, может быть, это и есть та нить, которой они так ждали. Они работают сейчас в этом направлении. Почему бы не положиться на них?

— Потому что у них нет… энтузиазма. Поч, ты пытаешься кого-то выгородить?

— Хочешь сказать — себя самого?

— Разве ты не хотел бы, чтобы эта тайна была раскрыта?

— Как я уже сказал, я не хочу тебя обижать.

Вернувшись к столу, Почоло подписал бумаги и швырнул их в ящик для исходящих. Потом со вздохом уставился на этого дорогого чертова Джека, который именно сегодня, в день, когда мэрии надо заниматься бегом трусцой, уперся как мул.

— Так что ты все-таки намерен предпринять? — терпеливо спросил мэр.

— Снова отправиться в баррио Бато и попытаться разнюхать кое-что еще.

— О’кей. Я дам тебе телохранителя.

— Нет, я хочу, чтобы меня сопровождала мисс Ли.

— Э, и давно это у вас началось?

— Мисс Ли может пойти со мной?

Почоло подавился невеселым смехом и пожал плечами:

— О'кей, старина, о’кей. Но ты разобьешь ее бедное сердце. Ибо для нее это лучший час недели — когда господин мэр возглавляет бег трусцой, а она бежит рядом с ним.