Я заметил в ее глазах тень грусти.

— Я бы сказал, получилось у нее неплохо. Я бы тоже мог одеться более тщательно.

— Нет, тебе так хорошо, — сказал она.

Я был в джинсах, черном свитере и кожаной куртке — для меня практически униформа.

— Я заказала столик в индийском ресторане. Ты не против?

Мы шли рядом, изо всех стараясь изобразить непринужденную беседу. Ее рука болталась где-то рядом с моей, и я представлял себе, что беру ее за руку, и мы шагаем дальше, как настоящие влюбленные.

В ресторане мне, в общем, понравилось: яркие, переливающиеся краски стен уютно сочетались с приглушенным светом. Мы сели за стол и несколько секунд сидели молча, только улыбались друг другу и оглядывали помещение, мимикой выражая одобрение обстановке, вежливости персонала и сложным названиям блюд в меню.

У меня из головы не шло ее замечание о том, что мне разрешено ждать от нее. Тем не менее наши движения и взгляды, наша легкая растерянность — все это позволяло полагать, что мы вступили, сами того не сознавая, в таинственную зону между желанием пленить и поиском дружеской поддержки и некоего сообщничества, и Лиор двигалась вперед осторожно, на ощупь. Каждый наблюдал друг друга со своей территории: я был на территории любви, она — любопытства и недоверия. Могла ли она всерьез подумать, что это были первые опыты дружбы? Я был убежден, что она пытается разгадать меня, проверить, обозначить словами то, что мое появление в ее жизни изменило или могло изменить.

Она заговорила первая, поинтересовавшись, какие книги мне нравятся.

— У меня очень эмпирический подход к литературе, — признался я. — Ну, скажем так, я люблю книги, которые помогают мне проникнуть в неизвестные миры, места и отношения. В детстве я читал исторические и приключенческие романы. И сейчас иногда их читаю. Потом были разные периоды: японская литература, китайская, английская, американская… Как иные путешествуют по разным странам, желая все увидеть, а сами всего-навсего проезжают их, наивно полагая, что все поняли.

— А сейчас?

— Сейчас период черного романа. Я опять отправляюсь в путешествие, но на этот раз по сердцам людей. Я открываю авторов, способных вычленить из жизни таких персонажей, которые на примере своей истории демонстрируют социальные и политические явления и процессы эпохи.

— Кого же, например?

— Стейнбек, Делилло, Элрой, Коннелли, Лихэйн или Дэнингс.

— Это в каком отделе у мсье Гилеля?

— Где-то между романами о правде и романами о боли.

— А романы о любви?

— Читал кое-что. Преимущественно в юности.

Она недовольно поджала губы.

— Ты считаешь, романы о любви годятся только для подростков?

— Нет-нет, — поспешил ответить я. — Но… Я в основном не верю в то, что там написано.

— А я только их и читаю. Ну, почти. Мы с Сереной обе их любим.

— Что же ты в них такого находишь?

— То, чего не нахожу в обычной жизни, — ответила она, уставившись в тарелку.

— То есть? — рискнул спросить я.

Она вздохнула.

— Не будем об этом.

— Почему?

— То, что я смогу сказать в ответ на твой вопрос, неизбежно покажется глупым.

Я решил не настаивать.

— А расскажи мне еще о Рафаэле Скали, — попросила она.

— Чем он тебя так интересует?

Я как-то слишком резко задал этот вопрос. Мой двойник норовил появиться в те моменты, когда в наших разговорах появлялась многообещающая откровенность.

— Мне интересен этот писатель, потому что его личность окутана тайной и потому что наша с ним переписка меня немного… смутила, — ответила она, мой вопрос явно задел за живое.

— Что ты хочешь еще знать сверх того, что я тебе рассказал?

— Да ладно, тебе неохота о нем говорить, похоже, — удивленно заметила она.

— Просто я не имею права рассказывать о его жизни слишком многое, — объяснил я примирительным тоном.

— Понимаю. Не знаю, почему меня так зачаровывает этот человек. Может, рефлекс бывшей фанатки.

— Фанатки? Ты слишком естественна, чтобы быть фанаткой.

— Да, наверное, но в ранней юности я влюблялась во всех модных актеров и певцов.

— Не могу поверить.

— И все же это так… — задумчиво ответила она. — Я была немного… как сказать… запутавшейся в жизни девочкой и потому придумывала себе кучу историй.

— Мечтательная девочка, фантазерка одним словом.

— Да, воображение — последнее прибежище тех, кто пытается найти себя. Но мечты могут только помочь им запутаться.