Шрифт:
— Мам, можно, я брызну, мама! Пожалуйста!
— Ну, брызни, — снисходительно улыбается Наталья Александровна.
Ника восторженно хлопает в ладоши, наклоняется над ведром, стоящим на табуретке и осторожно, с поверхности воды втягивает губами полный глоток.
— Ника, сколько можно просить, чтобы ты не пила из ведра. Вот же кружка.
Поздно. Ника фыркает на плиту, вода шипит, брызги скачут, поднимается пар — полное удовольствие.
А между тем доставка воды в дом всякий раз оборачивалась для Натальи Александровны подлинным стихийным бедствием.
На колонку с двумя оцинкованными ведрами приходилось ходить довольно далеко. Это не то, что в Крыму: завернул за угол электростанции, и там, в каменистом ложе под сенью наклоненной сочной травы, бежит широким потоком прозрачная, словно сгустившийся воздух, ключевая вода.
А здесь колонка. Чтобы вода пошла, ее прежде надо накачать, сильно налегая на железный рычаг. Он холодный, в тысячу раз холоднее льда, обжигает руки даже через варежки. Подступы к водяной струе обросли наростами молочно-белого, удивительно скользкого льда.
За день до праздника, под вечер, на дворе уже стемнело, а у Натальи Александровны неожиданно кончилась вода. Идти на колонку не хотелось, но пришлось.
Дорогу туда она одолела легко, кто-то по доброте душевной догадался посыпать тропинку золой.
Наталья Александровна накачала сильную струю, набрала одно ведро, благополучно отставила его в сторону, взялась за дужку второго.
Только наполнила, вытащила из круглой лунки во льду, нога поехала, она упала назад, навзничь, головой в сугроб и вывернула на себя половину ведра.
Поднялась, стала отряхиваться. Промокшие насквозь бурки, подол шерстяной юбки, рукава ватника сразу залубенели.
Наталья Александровна до боли прикусила губу, снова наполнила ведро. На это раз она была предельно осторожна. Вытащила его, сделала неверный шаг назад, благополучно устояла, подхватила второе и пошла, осторожно ступая по тропинке к дому.
Уже виден был темный провал подъезда, уже она стала думать о том, как бы ей не расплескать воду на неосвещенной лестнице, когда под ноги попала какая-то особенно подлая ледышка. Наталья Александровна снова упала и снова окатила себя.
Плача в голос, а кого таиться — безлюдье вокруг, собаки и те попрятались, она слила остатки воды в одно ведро и поплелась обратно к колонке.
— Ой, мамочки, что с вами! — всплеснула руками Муся Назарук, увидав соседку.
— Ничего страшного, — сквозь зубы ответила Наталья Александровна, — упала и облилась водой.
— Так скидывайте с себя все скорей! Скидывайте! Скидывайте!
И она бросилась помогать, главным образом, расстегивать пуговицы на ватнике. Бурки непослушными красными руками Наталья Александровна стащила сама.
Но сегодня оба ведра полнехоньки, в темную пору за водой Наталья Александровна больше не ходит.
Они сидят с Никой рядышком возле печки.
— Мам, а давай уберем мышеловку.
— Зачем? — удивляется Наталья Александровна.
— А вот увидишь, будет страшно интересно.
Наталья Александровна снисходительно смотрит на дочь, но встает с места и убирает мышеловку.
— А теперь давай сидеть тихо-тихо, — делает таинственную рожицу Ника.
Сидят тихо. Наталья Александровна смутно догадывается, чего они ждут. Окаянные мыши хозяйничают в бараке, как хотят, никакие мышеловки не помогают. Прибьешь одну, вместо нее появляются три новых.
Ника дергает мать за рукав и прижимает ладошку к губам. По крышке коробки, откуда только взялась, бегает мышка. «Та самая», — думает Ника. Вскоре появляется еще одна, за нею третья.
— Это мама, папа и детка, — шепчет Ника.
На ее шепот мыши не обращают ни малейшего внимания, бегают одна за другой по коробкам, оставляя черные зернышки помета. Мать и дочь заворожено смотрят на суетливых серых зверьков.
— Это мне напоминает случай в детстве на Антигоне, — говорит Наталья Александровна.
— Расскажи! Расскажи! — просит Ника.
Она уже знает и про Турцию и про остров в Мраморном море, где жила ее мама, вот удивительно, такая же маленькая, как теперь сама Ника.
Наталья Александровна пускается в воспоминания, про пожар, про нашествие мышей и как бабушка обнаружила в чемодане гнездо с розовыми мышатами.
Свою прабабушку Ника помнит. Это та маленькая седая старушка, что дала ей перед отъездом в Россию несколько медных монет. Но сейчас ее больше занимает судьба мышат.