Понятие личности тесно связано с понятием характера, под которым принято подразумевать «совокупность всех психических, духовных свойств человека, проявляющихся в его действиях, поведении»{145}. Характер тоже может быть отождествлен с душой: он отражает функцию воздействия души на тело. Характер — это как бы реализация внешних проявлений души.

В некоторых местах Библии слово «душа» понимается в смысле «второго Я». В этих случаях без всякого искажения смысла текста выражение «душа такого-то (имярек)» можно заменить на «такой-то (имярек)». По-видимому, это распространенный в древности оборот речи, так сказать, «фигура подмены», когда человек говорит о себе в третьем лице: вместо того чтобы сказать «я желаю», употребляет формулу «моя душа желает».

Такой прием употребляется в Библии и по отношению к Богу: «Вот шесть, что ненавидит Господь, даже семь, что мерзость душе Его: глаза гордые, язык лживый и руки, проливающие кровь невинную, сердце, кующее злые замыслы, ноги, быстро бегущие к злодейству, лжесвидетель, наговаривающий ложь и сеющий раздор между братьями» (Прит. 6:16–19).

В других местах «душа» Бога упоминается в Его прямой речи:

«И поставлю Себе священника верного; он будет поступать по сердцу Моему и по душе Моей…» (1 Цар. 2:35).

«Новомесячия ваши и праздники ваши ненавидит душа Моя: они бремя для Меня; Мне тяжело нести их» (Ис. 1:14).

«Вот, Отрок Мой, Которого Я держу за руку, избранный Мой, к которому благоволит душа Моя…» (Ис. 42:1).

Означает ли это, что у Бога тоже есть душа, как и у человека? Вовсе нет. Во всех приведенных примерах выражение «душа Моя» может быть заменено словом «Я»: «ненавидит душа Моя» — «Я ненавижу»; «благоволит душа Моя» — «Я благоволю»; «поступать по душе Моей» — «поступать так, как Я хочу».

Внутреннее «Я» человека и есть то, что называют душой. Оно отлично от тела, но соприсутствует ему.

Открытие «Я»-души многое объясняло, но в свою очередь вызывало много вопросов.

Например, люди хотели бы знать, что это за мир, в который уходит душа во время сна. Тот мир был отчасти похож на этот, в нем были река, дома, поля — то, что человек привык видеть вокруг себя каждый день. Но тот, иной мир имел и отличия: в нем было возможно то, что невозможно в этом мире. В нем человек, точнее, его «Я», оказывался способным летать, быстро преодолевать большие расстояния, совершать невероятные подвиги.

Подсказку давало присутствие в том мире умерших людей: по всей видимости, то был мир, где пребывают мертвые. В представлении древних людей мир мертвых был столь же реальным, как и привычный мир, и помещался не так уж далеко. Как правило, он был отделен от мира живых каким-либо препятствием: обычно это была река или озеро. Умершие вели в том мире такую же жизнь, как и живые, и время от времени, обычно в дни праздников, они посещали живых. Отношение к умершим, как правило, было опасливым: ведь они могли рассердиться на что-нибудь и причинить вред.

Но как могли мертвые существовать, подобно живым, если их тела истлели и распались? По всей видимости, они существуют в своем мире в «неполном виде», точнее, существуют только их души, не имеющие тел.

Из этого следует, что душа, в отличие от тела, в момент смерти не умирает, а лишь переходит в тот самый мир, куда она так часто удалялась во время сна. Причем иногда душа умершего являлась не во сне, а наяву: явление, получившее название призрака. Но вот что интересно: как правило, душа умершего выглядит точно так же, как его тело, даже носит одежду (иногда — погребальный саван). Да и может ли быть иначе, ведь облик человека — одно из слагаемых, и немаловажное, его «Я». Одежда выполняла в древности (как, собственно, и в наши дни) функцию социального различения и потому казалась неотделимой от ее носителя. Стоило лишь облачиться в чужую одежду — и ты становился другим человеком (на этом эффекте основан сюжет повести Марка Твена «Принц и нищий»).

Итак, по мере развития и усложнения представлений о душе она приобретает все отличительные признаки человека, становится как бы его двойником, его постоянной частью (в отличие от эфемерного, подверженного смерти тела). Представление о душе-двойнике до сих пор чрезвычайно популярно, оно получило распространение во многих развитых религиозных системах.

В древности была популярна точка зрения, что душа имеет вполне определенный вид и форму (напоминающие вид и форму тела), которые, правда, доступны наблюдению не всегда, но которые можно наблюдать в особых (измененных) состояниях сознания, скажем, во сне. Предполагалось, что в сновидении мы имеем дело не с вещами как таковыми, а именно с их душами; этим и объяснялась некоторая странность и необычность отношений между известными объектами сновидений.

Но уже Платон говорил о двух видах сущего: «зримом и безвидном»{146} и относил душу к «безвидным» сущностям, оговариваясь, что она незрима, по крайней мере, для людей. По-видимому, он полагал, что органы чувств человека не улавливают присутствия душ, не ощущают их, то есть что душа для человека невидима.

Предположение о невидимости души для обычного зрения объясняло и тот факт, что никто никогда не видел душу в тот момент, когда она покидала тело умирающего, даже когда смерть происходила в присутствии многих людей.