– Я знаю что их нет, - где-то в глубине души я почувствовала боль, но она была где-то далеко. Обычно, так вспоминаешь про события из далекого прошлого, по прошествии десяток лет. Боль забирается вовнутрь. Ты еще страдаешь, но рана не открыта и не кровоточит. Она превращается в толстый рубец, который тянет при малейшем движении и болит в непогоду.

Он встал и подошел к окну:

– Да, их нет. Но сейчас тебе нужно подумать о себе. Твое состояние было очень тяжелым. При падении ты сильно ударилась головой и на какое-то время впала в кому. Мы боялись, что ты уже не придешь в себя.

Я рассматривала его профиль. Это был профиль Наполеона, который вошел в пустой город. И вместо радостных горожан, его встретили пустые улицы и вой ветра в подворотнях. Его плечи устало опустились.

– Тебе нужно отдохнуть.
– сказала я.
– Иначе в следующий раз, когда я прейду в себя, я могу подумать, что умерла.

Александр улыбнулся и потер себя по небритой щеке:

– Что выгляжу не ахти?

– Краше в гроб кладут, - безжалостно заключила я.

Он улыбнулся и я удивилась способностью его лица к преображению. Сейчас он выглядел как мальчишка. Хитро улыбнувшись, он спросил:

– Не составишь мне компанию за завтраком?

Я подняла к нему свои руки с кучей проводов.

– Если ты меня отстегнешь, то я обязательно с тобой позавтракаю. Тем более, что я голодная как волк.

Он опять стал серьезным:

– Ты долго была на аппаратах жизнеобеспечения. Поэтому тебе есть нельзя. Для начала ты можешь выпить молока. Я отдам распоряжение и тебе составят индивидуальное меню.

Я сделал вид, что разочарованна:

– И что мне стейк сегодня не светит?

Штольц улыбнулся:

– Пока нет! Но если твое выздоровление пойдет по плану, через пару неделек, ты можешь есть все что угодно. И даже стейк!

– Хорошо! Только дай мне сейчас хоть что-нибудь!

Он позвонил и пришла медсестра. Я смотрела как он отдавал ей распоряжение. Сейчас он опять выглядел как заведующий больницей и мне бы даже в голову не пришло называть его на ты.

Через какое-то время приехал Чаки. Он влетел ко мне в комнату и кинулся ко мне, осыпая мое лицо поцелуями:

– Милая моя! Девочка! Как хорошо, что ты пришла в себя! Я себе места не находил!

В это время я что-то пискнула. Он наклонился ко мне, как родственник к умирающему, который должен рассказать где закопал горшок с золотом. Его ухо почти лежало на моих губах:

– Что? Что, ты говоришь моя девочка?

– Слезь, ты буквально задушил меня, - почти прохрипела я.

Он вскочил с ужасом глядя на меня:

– Прости! Прости, родная!

Я махнула рукой, дескать ничего, все ок! Но в его глазах увидела страх. Поэтому опустила глаза, глядя на свою руку. Она была тонкой и почти прозрачной, казалось еще немного и через нее начнут просвечивать складки простыни. Судя по толщине, можно было подумать, что это была детская рука. Потом я с удивлением приподняла одеяло. Под ним лежало худое словно мумия тело. Если бы я увидела кого-то с такими формами со стороны, подумала бы, что бедняга не жилец!

– Не бойся!
– я махнула рукой.
– Скоро меня раскормят, так что я не полезу ни в одно из платьев, что ты мне подарил.

Чаки взял меня за руку. Я могла бы поклясться, что вижу в его глазах слезы. Но видимо, после чудного возвращения с того света, что-то случилось с моим зрением.

– Я куплю тебе новых платьев! Еще лучше прежних! Только поправляйся!

Я осмотрела комнату. Она буквально утопала в белых цветах:

– Это ты цветы присылал?

Он кивнул:

– Они тебе нравятся?

Я рассматривала их, пытаясь составить свое мнение:

– Да, но их, как бы это сказать: слишком! Обычно цветы в таком количестве возлагают на могилу политическому деятелю. А также ставят памятник со словами: 'Ничего не может окупить твой подвиг!'.

Чаки рассмеялся. Мне показались в его смехе нервные нотки:

– Ты неподражаема! Если ты шутишь, то значит скоро поправишься! Тебе что-то нужно?

– Да. Я хочу увидеть Оливию.

Он кивнул:

– Ей уже позвонили. Они с Пабло скоро приедут.

– Ты знаешь его?

– Не сказать чтобы особо, но мы пару раз встречались.

– И как он тебе?
– у меня проснулось женское любопытство.

– Пабло человек другого круга, поэтому сказать точно не могу. Но его уважают за профессионализм и принципиальность.

– Я так и думала.

– Если хочешь, я могу про него узнать?
– Чаки наклонился ко мне, губами целуя мои пальцы.

– Нет, я верю ему! Он хороший человек. И я очень рада за Оливию.