— Тем, что сестричка осталась без мюсли на завтрак, — Закатила глаза Като.

Гард не поддерживал ее шутливо-веселого настроения и занялся горячим бульоном.

— Если бы наш жокей Шеранд не загубил лошадь, возможно, все было бы иначе, — все еще посмеиваясь, проговорила Като.

— Жокей? — Гард прыснул в тарелку с бульоном, отчего мех его вокруг пасти сделался усыпанным мелкими каплями-бисеринами. — Конокрад! Жокеем он был лет в девять, когда отец еще занимался им. — Ответил он, облизываясь.

Като нахмурила брови.

— А потом преуспевающий финансовый директор одной компании был найден мертвым в подъезде своего дома. Мать Шеранда спустила большую часть оставшихся от покойного денег на подтяжки и пластические операции, и скоро вторично вышла замуж. А Шерри, в свое совершеннолетие вступив в права наследования, умудрился прокутить квартиру. Сначала он обменял ее на квартиру на окраине с доплатой, затем — на квартиру на окраине без ремонта и с доплатой. А затем квартира сгорела — кто-то из его дружков-наркоманов открыл газ на кухне на первом этаже, а спичку зажег через несколько часов — на втором.

— Почему ты ничего этого не рассказывал мне раньше? С кем встречается моя сестра?!

— Я тебе еще не рассказал, чем он занимался все это время. Я ведь не просто так назвал его конокрадом. Сам я, конечно, тоже не святоша, но что касается коней, которых он крал по заказу папиных знакомых — тут я пас. Кстати, ключицу ему уже сломал однажды один горячий арабчик, причем, ту же самую. Им тогда так и не удалось его увести, вот неудачники.

Като не нашлась, что сказать. Она знала парня своей сестры совсем другим — всегда ухоженным, в дорогой одежде, владельцем особняка где-то в центре города, любителем лошадей. Да уж, любителем. Като усмехнулась не без горечи.

— Я не хочу, чтобы она с ним встречалась.

Гард пожал плечами, но понял, что в кошачьем теле это движение теряет свой смысл.

— Мы не в Н-ске, Като. Здесь нет его папочкиных знакомых, чужих особняков и квартир с обгоревшими обоями. Дай парню шанс, быть может, из него еще что-то выйдет. И твоя сестра может помочь ему в этом.

— Или же сама окончательно испортится, — покачала головой Като. Она заметила, что Гард разделался с бульоном, и подала ему запеченную в костре утку с грибным гарниром.

— Сегодня утром, посылая ее в «Хиль-де-Винтер», я и не предполагала ничего такого за Шерандом. Но сейчас я вряд ли бы это сделала. Мне не нравится, что они вдвоем, пусть и всего в нескольких километрах отсюда.

— В тебе говорит обычная сестринская ревность. Ты привыкла присматривать за ней с самого детства, ведь так? Закупать ей мюсли на завтрак впрок, помогать с учебой, платить за квартиру. Дай ей немного побыть самостоятельной, она же не грудной ребенок.

— Из нее ничего не выйдет, если она будет шляться с конокрадами, — мрачно ответила Като. Она отодвинула плошку с ягодами и занялась заточкой и чисткой оружия.

Гард вздохнул. Если бы Като знала, с кем шляется она сама, возможно, она бы не о сестре сейчас печалилась.

А вот Канта в тот момент беспокоилась только о том, что в кондитерской на Булочной мюсли не подавали. А ее любимый кофе с ванилью стоил втридорого. Канта же не знала, что ваниль в Совитабре была настоящей, приготовленной из орхидей, и что поставляли ее из Замии, с которой у Сеймурии были не добрососедские отношения, проще говоря — сейчас были совсем не ванильные времена холодной войны.

Они не забрали лошадь Като из платной конюшни, ибо Канта так и не решилась бы взобраться в седло — она боялась не столько упасть, сколько само животное; Шеранд не рискнул бы ехать верхом из-за сломанной ключицы. В общем, они так и шли до пролива, отделяющего остров Хиль-де-Винтер от Эритринии — пешком.

— Вот это да, — заворожено шептала Канта, разглядывая шитые золотом шелка с узором a-la Givenchy на базарной площади Хиль-де-Винтера, после того, как они нашли какого-то рыбака, согласившегося переправить их на своей лодочке в замок. — Шеранд, я хочу себе такое платье! Шеранд?

Пока Канта примеряла шелка и парчу на рынке, вдыхала острый запах специй и нежный аромат диковинных цветов, Шеранд отправился прямиком на невольничий рынок, находившийся чуть в стороне от центрального. Он вышел на него случайно, и сейчас вожделенно глазел на полуобнаженных рабынь в клетках. Конечно, не было у них ни томных взглядов, ни ухоженности, как, например, у Канты — но ведь практически любую девушку можно если не превратить в красотку, то хотя бы облагородить парой аршинов дорогих тряпок и несколькими баночками косметики. Обо всем этом, он, конечно, не думал — о чем вообще можно думать, созерцая округлые молодые груди и соблазнительные упругие попки.