– Левхойт, - негромкий голос заставил Сапоги повернуться вправо.
– Вам запрещено её трогать.

– А я и не трогаю, Фрэйно, - в голосе сквозило неудовольствие.

– Встань, Кэсс. И оставь в покое плащ. Ему запрещено быть твоим Хозяином.

Невольница вздохнула с облегчением. Теперь она может не выполнять приказы Сапогов, потому что долг раба - найти Хозяина, а не выполнять прихоти тех, кто им стать не может.

– Фрэйно...
– в голосе Сапогов звучала угроза.
– Не лезь. Она больше не ниида.

– Она претендентка. Оракул запретил над ними насилие. Я лишь выполняю приказ. Кэсс, иди. Ты опаздываешь.

Девушка низко поклонилась и поспешила своей дорогой.

Когда она - промокшая и продрогшая - явилась на Поприще, там уже раздавался звон мечей. Опоздавшая начала торопливо раздеваться. Если она поторопится, может, Он и не заметит. Как назло, проклятая кожаная шнуровка затянулась намертво. Теперь действительно (насмешница внутри нее хмыкнула) не развязать!

– Ты опоздала.

Услышав этот голос, рабыня втянула голову в плечи и рухнула на колени.

– Простите, господин Наставник, - прошептала она, и, слыша его раздраженный вздох, склонилась еще ниже.

Как же она Его боялась!

Сильная рука вздернула несчастную на ноги и рванула проклятый узел.

– На арену, живо.

– Да, господин Наставник.

Она не решилась подобрать с песка плащ и повесить, чтобы обсох, метнулась вперед, но Наставник схватил за косу и дернул к себе. Больно!

– Почему ты в грязи?

– Земля грязная, я испачкалась, когда стояла на коленях, - тихо объяснила девушка, пряча глаза.

Безжалостная рука потянула волосы сильнее, вынуждая запрокинуть голову и смотреть мучителю в лицо. Увидев злые звериные глаза, Кэсс задохнулась от ужаса и замерла. За что, за что он ее ненавидит? Почему обижает? Она же старается быть послушной, старается быть угодливой и незаметной. Но он все равно видит каждый её промах, все равно...

– Перед кем?
– голос звучал ровно, но рабыне захотелось от страха взвыть по-собачьи.

– Перед господином. Он приказал снять плащ...
– с каждым словом ее голос становился все слабее, по лицу катились слезы боли, вины, отчаяния.

– Ты сняла?

– Завязки затянулись, - едва слышно попыталась оправдаться невольница.

Наставник прищурился. Узкие зрачки едва заметно пульсировали, приводя в ужас. Он хотел ее убить.

– Квардинг.

– Иди, - страшный повелитель оттолкнул её.

Рабыня со всех ног бросилась на арену. Претендентки посмеивались, перешептываясь. Жалкая, мокрая, грязная, с растрепанной косой и ещё горящим от боли затылком. Господин очень сильно в этот раз тянул её за волосы.

Амон оторвал взгляд от рабыни и вопросительно посмотрел на Фрэйно.

– Кто это был?

– Левхойт Мактиан. Он не прикасался, просто унижал. Я сказал, что он не Хозяин, и она больше не будет слушаться.

– Ходи за ней, как тень. Мне больше не нужны ошибки, - ровно сказал демон, перед тем, как пройти на арену.

Телохранитель склонил голову.

Остановившись около разделившихся на пары девушек, наставник какое-то время наблюдал за их неумелой разминкой. Бестолковые нелепо взмахивали оружием, поскальзывались на песке, неуверенно топтались. Одним словом - стадо. И он здесь единственный пастух. Увы, из овец волков не сделаешь... Щелкнув пальцами, демон привлек внимание учниц, начиная занятие.

Лишь через четыре часа мучитель отпустил взмокших, обессиленных, едва шевелящихся претенденток. Краем глаза провожая Кэсс, он отметил, что та держится в стороне от остальных, словно боится. Она вообще теперь всего боялась, была очень тихой и послушной. Именно такой Амон жаждал ее когда-то сделать. И не смог. Так почему сейчас он смотрел на покорную рабыню и хотел как следует ее встряхнуть? Хотел зарычать в испуганное белое лицо, что она обещала, обещала к нему вернуться, но не возвращалась.

Теперь ниида смотрела на квардинга только, когда тот тянул ее за волосы, и падала в ноги всякий раз, едва слышала звук его голоса. Он НЕНАВИДЕЛ ее такую. Демон досадливо поддел носком сапога белый песок арены - вспомнил, как первые несколько ночей стоял у дверей комнаты своей рабыни, сжимал кулаки и боролся с желанием войти. Но знал, что если не сдержится и войдет, девчонка точно не выживет - каждый раз, видя ее ужас, он с трудом сдерживал Зверя.

А ведь прикасалась, сердилась, спорила... все обман. Сам себя обманул и продолжает обманывать. Амон перестал ходить туда-сюда по Поприщу, замер, стараясь успокоиться, и не заметил, что та, о которой он сейчас думает, как обычно перед уходом, бросает на него хмурый взгляд.