Шрифт:
На фабрике как раз об эту пору уволился начальник прядильного производства. По логике, мне надо было бы занять его место, и я мог бы это сделать, но уже не хотел.
Директор у нас был пенсионер, а директором назначают одного из троих начальников производств. Всё равно не хотел. Когда мы обмывали увольнение начальника производства, он сказал, что за пятьсот рублей в месяц готов говно руками носить, а тут светило неизмеримо больше. Все мысли у меня теперь были направлены на то, где взять оборудование и сырьё, а это было не так просто.
У нас всегда декларируется одно, а делается совершенно другое. На приобретение и того и другого нужны были фонды Госснаба, а никакому кооперативу этого не дадут. Я съездил на трикотажку и предложил руководству партнерство. Не оценили. Бабы то ли испугались ответственности в случае чего, то ли просто не поняли, но беседа не состоялась.
Там на фабрике я встретил Дядькина и рассказал ему свою идею - всё равно бухгалтер нужен. Оказалось, что он уже скорешковался с фабричным фотографом Зубом на ту же тему.
С фотографами в партнерах мне везло. Я знал тогда Зуба, хорошим, добрым парнем. В бытность свою на трикотажке я часто забегал к нему в лабораторию потрепаться, а то и тяпнуть стаканчик. Идея взять его компаньоном была хороша. Причем избрать его председателем. Дело с кооперативами мутное, как это еще повернется неизвестно, терять работу не хотелось, а ему терять было нечего.
В конце концов, жена познакомила меня с директором Подмосковной фабрики, выпускавшей нужное нам сырьё. Директор быстро согласился со мной, причем без каких-либо дополнительных условий. Он же взялся приобрести сорок бэушных автоматов и выделить помещение. Помещение оказалось аховым - подвал отдельно стоящего здания, к тому же совершенно разрушенный. Дверей и окон не было, а на полу полуметровый слой битого кирпича. На какие шиши и как мы будем делать ремонт, было непонятно, но это нас не особо заботило. Ничего, лиха беда начало.
Ранней весной мы подали заявку в исполком этого подмосковного городка. По определенным дням в исполкоме заседала комиссия по регистрации кооперативов. На комиссии нам очень обрадовались, мы же собирались выпускать товары народного потребления, по которым в стране был постоянный дефицит.
Здесь же в комиссии сидела дама, представитель Жилсоцбанка. Она спросила нас, есть ли у нас деньги? и не хотим ли мы взять кредит? Дядькин заковыристо, на бухгалтерском языке спросил об условиях кредитования. Так же замысловато дама начала отвечать, но, переводя на русский язык, это значило, что краткосрочный кредит на сырье можно было взять под 3% годовых, а долгосрочный на оборудование и ремонт под 2%. Сказка! Я тут же в коридорчике исполкома от руки нарисовал заявку на кредит и передал её банкирше. Через неделю у нас на руках было свидетельство о регистрации, у нас был открыт счет в банке, а на этом счете уже лежали сто пятьдесят тысяч рубликов.
Не помню, чего испугался и почему сбежал от нас Дядькин. Кредит мы вернули через несколько месяцев после начала работы. Гораздо раньше положенного срока. Можно и нужно было брать гораздо больше и не отдавать до 1992 года, но кто ж тогда это знал?
Имея на счете кучу кредитных денег, первое, что я сделал, это купил себе машину. По бухгалтерии я отнес её к разряду - оборудование. Солнечным весенним днем я приехал в банк, выписал чек и получил в кассе десять тысяч наличными. Я никак не ожидал, что их будет так много по объему и даже не взял с собой портфель - мне выдали деньги трешками и пятерками. Хорошо, что у меня был в кармане полиэтиленовый пакет. Я почему-то недопетрил даже взять такси, а поехал с полным полиэтиленовым пакетом денег на автобусе до метро.
В центре я из метро вышел и подался в ГУМ. Надо ж было купить чего-нибудь эдакого, чтоб отметить радостное событие. Там я купил коньяку, фруктов и еще чего-то и только после этого поехал домой.
Мне нужен был кузов универсал, чтобы возить товар. Я выбрал себе за семь тысяч рублей более или мене новый Москвич 2137 светло коричневого цвета. До товара еще было далеко, но в подмосковный городок стало добираться гораздо удобней. Я продолжал работать на ТСФ и только через день приезжал проверять работу, а Зуб занимался ремонтом помещения.
Мы с ним переманили с трикотажки квалифицированных специалистов, назначили им зарплату в три раза больше, чем они получали на фабрике. Когда это дошло до руководства трикотажки, я там стал фигурой нон грата. Потихоньку мы закончили ремонт, провели электричество и установили оборудование. Дело пошло. Мы начали выпускать женские теплые колготки по 18 рублей за пару.
Но произвести товар еще полбеды, его надо продать. Не будем же мы стоять с лотком на площади? Пришлось завязывать отношения с советским жульем. Первым делом мы познакомились с директрисой ближайшего универмага. Она нам объявила, что всё это легко и просто и не стоит головной боли. После бутылочки коньяку под конфекты она еще и уточнила: «Фуйня-муйня», - говорит. Она это выражение повторяла довольно часто.
Это знакомство, вообще, было очень познавательно. Оказывается, им было всё равно, чем торговать в помещении магазина, главная радость их была - выездная торговля.
Например, мы привезли им сотню колготок с официальными документами, они их выложили на прилавок и торгуют. Когда продадут, перечисляют нам деньги безналом, а мы им даем еще сотню. Но по выходным у них выездная торговля и мы им на эти дни даем еще тысячу и без всяких документов - документы на текущую партию у них есть. В понедельник они с нами рассчитываются наличными. Все довольны, все смеются.