Повисла короткая пауза, после которой кривой на один глаз поручик вскочил, пошатнувшись, из-за стола, с грохотом отпихнул стул, цапнул саблю, висевшую на поясе.

– Что-о?! – со звериной ненавистью прошипел он. – Самсонова?! Друга моего сердечного?! Ах ты, сволочь краснопузая! Да я тебя собственными руками…

– Сядьте, поручик Шелепин! – металлическим голосом произнес ротмистр. – Я приказываю вам успокоиться! Кого казнить, кого миловать, только я тут решаю!

Шелепин, который уже размахивал револьвером, остановился с налитыми кровью глазами. Он словно никак не мог уразуметь сказанного. Из-за стола поднялся подпоручик Древницкий, невысокий, ладный, со странной улыбкой, которая постоянно блуждала на его лице безо всякой причины, и обнял Шелепина за плечи.

– В самом деле, Миша, не нужно! Спрячь шпалер, ей-богу, убери! Зачем эти шекспировские страсти? Самсонову уже не поможешь. Все мы там будем. Ну я тебя прошу!..

То ли подействовали уговоры Древницкого, то ли грозный взгляд ротмистра, но поручик обмяк, сунул револьвер обратно в кобуру, грузно упал на стул и с ходу выплеснул себе в рот полстакана вонючего самогона. Глаза его затуманились.

Ротмистр Затаулин некоторое время рассматривал пленного, задумчиво покручивая ус, а потом вдруг сказал:

– Но, господа, какой же это красный? Ясно же видно, перед нами дворянин, белая кость. Посмотрите на эту осанку. Такое только с молоком матери… Ну и строевые занятия, естественно. Так вы, милейший, офицер? Сознайтесь!

Пленник осторожно потрогал пальцами разбитую губу и сказал невнятно:

– Бывший. Не посчитал возможным продолжать братоубийственную борьбу. Это мое убеждение, ротмистр. А дальше поступайте как хотите.

– Вот оно что! Да перед нами, господа, идейный! – саркастически воскликнул Затаулин. – Это очень интересно. И как же ваше имя, господин миротворец?

– Полежаев Константин Сергеевич. Во время германской участвовал в Брусиловском прорыве, позднее был у генерала Корнилова. Затем оказался в Сибири, служил у адмирала Колчака. Там и созрело мое решение остановиться. Перебрался сюда, к сестре, надеялся никогда больше не участвовать в этом безумии, где русские безжалостно истребляют русских.

– Тем не менее благополучно истребили еще двоих. – Затаулин недобро усмехнулся. – За что вы прикончили моих людей?

– Я их и пальцем не тронул. Это цепь нелепых совпадений, господин ротмистр. Судя по всему, кто-то из красных активистов, спасаясь от вас, ворвался в наш с сестрой дом. Он угрожал нам револьвером, заставил его спрятать, а когда пришли солдаты, убил унтера, застрелил офицера и бежал. Я не имею к этому человеку никакого отношения. Ваши люди могут подтвердить мой рассказ.

– Вот как! – Затаулин пристально посмотрел на нижних чинов, почтительно замерших у дверей. – Так что же? Там и в самом деле присутствовал кто-то еще?

– Так точно, ваше благородие! – доложил казак. – Был злоумышленник. Поливанов по нему выстрелил, но не попал. Ушел тот садами. Прыткий оказался.

– Гм, история… – Затаулин прошелся в задумчивости по комнате, звякая шпорами. – Впрочем, она мало что меняет в вашей судьбе, господин Полежаев. Я готов поверить вашему рассказу о неизвестном злодее. Я не трону вашей сестры, потому что с женщинами не свожу счеты. Но вас я щадить не намерен. Для меня вы дезертир. Вы нарушили присягу, обесчестили себя и бросили тень на все белое дело. Вы должны быть примерно наказаны. Сегодня у нас пир победителей, а завтра вы будете расстреляны на главной площади под бой барабанов! По-моему, неплохой конец для такой крысы, как вы. Не находите?

Полежаев не выказал ни удивления, ни страха. Похоже, он заранее настроился на худшее и ни на что не надеялся. Обещание же Затаулина не трогать сестру даже воодушевило его.

– Можете думать обо мне все, что вам угодно, ротмистр, – сказал он. – Но вы, по-моему, совершаете роковую ошибку. Взгляните вокруг беспристрастно, и вы поймете, что обречены. Сегодня вы погубите меня, но завтра…

– Все! Эта большевистская агитация уже навязла в зубах! – оборвал его Затаулин и небрежно махнул солдатам. – Отведите его в подвал и хорошенько заприте там! У него не должно быть ни одного шанса сбежать. Головой отвечаете!

– Слушаюсь, ваше благородие! – Тулобеев щелкнул каблуками. – Исполним в точности! Не сбежит!

Вдвоем они скрутили Полежаева и вывели в коридор.

Когда за ними закрылась дверь, Затаулин обернулся к своим офицерам и с горьким смешком сказал:

– Самое смешное, господа, что этот иуда в сущности совершенно прав! Мы обречены. Но это ничего не меняет. Завтра он будет расстрелян, а мы покинем Веснянск и пойдем на юг. Во всяком случае, память о нас у жителей этого городка сохранится очень надолго! Мы останемся здесь в качестве легенды, господа, даже когда наши кости будут гнить где-нибудь в степях Украины!..

– Господин ротмистр, предлагаю помянуть раба божьего подпоручика Самсонова! – громко сказал Древницкий, вставая из-за стола. – Обидная смерть, что говорить, но зато ему не в чем себя упрекнуть на том свете. Пускай земля ему будет пухом!

Они наполнили стаканы, молча выпили стоя. Потом поручик Шелепин упал на стул, изо всех сил хватил кулаком по столу и заплакал. Офицеры пили еще и еще, до темноты в глазах.

Когда Древницкий очнулся, за окном уже смеркалось. В комнате висел густой ядовитый запах перегара. Древницкий сморщился от сильнейшей головной боли и едва пошевелил во рту одеревеневшим языком.