Никонов недовольно выпятил нижнюю губу.

– Пусть этим фигурантом другие занимаются! Что, у нас людей нет?! А тебе лично Президент задание дал! Ты хоть понимаешь, что это означает? Какая на тебе… на всех нас лежит ответственность?!

Евсеев почувствовал себя полным дураком.

– Понимаю, товарищ генерал.

– То-то же! Сейчас сразу ко мне, нарисуем план оперативного обеспечения техмероприятий, и я сразу доложу Директору!

– Так точно, – сказал Евсеев.

А сам подумал: какой сегодня может быть план, если техмероприятия разрабатывает рабочая группа, а она соберется только завтра?

И всю дорогу до Лубянки в голове тупо вертелось: «Заварил ты кашу… Заварил ты кашу…»

А разве он ее заваривал?

*

28 августа 2011 г.

Полигон РК-12. Дичково

«Никому не дано дважды войти в одну воду».

Многие неправильно понимают эту поговорку: дескать, что сделано один раз, то уже не удастся повторить. На самом деле смысл в другом: повторить-то можно, но обстановка и условия будут другими – та, бывшая вода уже утекла, сейчас речку наполняет новая. И входишь ты в новую воду, хотя и в старом месте…

Приезд Евсеева на Дичковский полигон вызвал даже не испуг, а откровенную панику, что-то вроде массового приступа давней фобии, которую уже считали излеченной и забытой. Ни начштаба Рогожкин, ни особист Мамедов давно здесь не служили – после скандала с радиосканером сменился весь высший офицерский состав. Но на генетическом уровне архивных личных дел, по легендам, передававшимся молодым от ветеранов, по «страшилкам» особиста, помнили в Дичково, хорошо помнили шпионский скандал 2002 года! И даже фамилию молодого лейтенанта из Москвы, который его инициировал, тоже, оказывается, не забыли!

При температуре воздуха +48 °С аэродромный бетон и асфальт в жилом городке дышали влагой и цветочными ароматами – солдатики их поливали из «керхеров» с шампунем каждые десять минут. Кусты вдоль главной улицы-аллеи городка ровно подстрижены, казармы светились свежей персиковой краской, плац был заново разлинован. Ярко-зеленые урны масляно блестели, как если бы их только что окунули во что-то ядовитое. Напротив штаба, там, где раньше стоял чугунный Ленин, не осталось даже постамента – только круглая ухоженная клумба, засаженная пожухшими на местной жаре розами.

Зато справа от клумбы сиял свежей красной краской огромный стенд: «Жизнь части». В правом верхнем углу красовался портрет командующего РВСН генерал-лейтенанта Лысакова, который чуть свысока, как и подобает командиру, взирал на славные дела одного из вверенных ему воинских подразделений, представленные под его требовательный отеческий взгляд.

Здесь имелся текст присяги, которая, надо полагать, свято соблюдалась всеми – от рядового до полковника. Десятка три фотографий, фиксирующих безупречную службу и хороший отдых военнослужащих: обслуживание и пуск ракеты, развод караульного наряда, напряженное бодрствование дежурной смены, торжественное прохождения личного состава перед трибуной с командованием, концерт художественной самодеятельности…

Видимо, художник только-только успел закончить работу над этим монументальным произведением. Или даже не совсем успел. Краска местами потекла, и присяга напоминала исходящие кровью титры фильма про вампиров. Огромное лицо под форменной фуражкой с залитым чем-то красным подбородком и плачущими красным глазами, без всякого сомнения, изображало только что хорошо откушавшего главного героя.

Ничего удивительного. Еще вчера никто не мог знать об этом визите – ни Евсеев, ни изображенный на стенде ракетный главком, ни даже Министр обороны. Лишь к полуночи рабочая группа комиссии по ракетным ЧП определилась с площадками для контрольных пусков (Дичково, Ужур, Ашулук) и списком дополнительного контрольного оборудования. А уже в восемь утра был снаряжен спецборт, которым прибыла сюда возглавляемая Евсеевым опергруппа ФСБ и бригада технической поддержки со всем необходимым. Совершенно непонятно, как слухи об этом визите просочились на полигон. Но рисовали Лысакова, стригли кусты и красили урны минувшей ночью. Больше было просто некогда.

– Температурная аномалия, товарищ майор! Смола ведь на крышах кипит! – оправдывался бледный от переживаний и бессонницы начштаба Курков. Начальник полигона находился в отпуске, и все проблемы обрушились на его плечи. Он перебежками сопровождал Евсеева, уверенно направляющегося к штабу вдоль знакомой аллеи.

– Вы не беспокойтесь! Сейчас мигом все поправим!

Евсеев не беспокоился, но его не успокаивал.

Высоко в голубовато-белом небе застыл хищный силуэт ястреба. Где-то далеко звенел жаворонок. Больше ни одного пернатого в округе заметно не было. Похоже, всех местных ворон и сорок отстреляли этой же ночью. И девять лет назад их отстреливали, но тогда с конкретной целью… Огромных комаров тоже не было. Успели вытравить? И от змей не предостерегают… Неужели и на них охотились бесконечной минувшей ночью? Кстати, тогда, в 2002-м, командира части тоже не было… Все повторяется в круговороте событий и дел, все повторяется…

Они вошли в здание штаба, поднялись на второй этаж. Здесь их ожидал молодой чернявый капитан с быстрыми, чуть прищуренными глазами.

– Оперуполномоченный военной контрразведки капитан Зейналов! – отрапортовал капитан. И пошутил несколько напряженно: – Неужели еще один шпионский радиосканер, товарищ майор?

Евсеев посмотрел на него внимательно. Особист перестал улыбаться.

– Проходите, товарищи, проходите, – засуетился Курков, открывая дверь.

В кабинете гудел кондиционер, еле слышно напевал голос в радиоточке. Все сияло первозданной чистотой. При Рогожкине кабинет выглядел совершенно иначе.