— Я коневод из Эрании.

— Давно вы здесь? — спросил Потемкин, не поняв, о какой Эрании говорил его случайный товарищ по несчастью.

— Со вчерашнего дня. Меня привезли сюда из Ново-Алексеевки. А вы кто будете?

— Врач из Петрограда. Гомеопат.

— Как же вы сюда попали?

Николай Николаевич, присев рядом с бородачом, подробно рассказал историю налета зеленых на поезд и про смерть раненого Грицка.

— Разбойники! Представляю, что вы пережили от этих злодеев.

Тронутый сочувствием бородача, Потемкин поинтересовался:

— Разрешите узнать, как вас зовут?

— Евстафий Павлович. Фамилия моя — Пряхин.

— А меня зовут Николаем Николаевичем. Потемкин.

— Ну, что же, будем знакомы!

Нигде люди не сближаются так быстро, как в заточении. Уже через час Евстафий Павлович рассказывал о лошадях, которыми гордилась Россия.

— Вам, конечно, известен Крепыш — светило и гордость русского коннозаводства, чье имя с благоговением произносили наши коневоды?

— Н-да! — не совсем уверенно ответил Николай Николаевич.

— Я помню, — сказал Пряхин — траурный день нашего отечества, когда семь лет тому назад померкло это блистающее светило. Боже мой, что тогда творилось в России! Как страдали русские люди, читая в газетах о поражении непобедимого Крепыша! Кто же его победил? Вы думаете, американский жеребец Дженерал-Эйч? Ерунда! Чепуха! Победило подлое вероломство наездника-иноземца, которому доверили на таком ответственнейшем состязании единственного русского рысака. Понимаете, единственного!

В голосе Евстафия Павловича прозвучала неприкрытая горечь. Он помолчал, видимо, переживая поразившее его печальное событие семилетней давности.

— Каждый коневод, — продолжал Пряхин, — мечтает вырастить лошадь, подобную великому Крепышу. Я тоже мечтал всю жизнь, и мечта моя, можно сказать, осуществилась. Мне удалось создать родоначальника новой лошадиной породы, жеребца Светлейшего…

— Светлейшего?! — вздрогнул Николай Николаевич. — Простите за нескромный вопрос: почему вы назвали лошадь Светлейшим? Что означает этот символ?

— Никакого символа нет. Отец его, жеребец светло-серой масти, назывался Светлым. А в коневодстве принят порядок сохранять первую алфавитную букву для удобства определения рода. Поскольку у сына масть оказалась светлее, чем у отца, я и присвоил ему имя Светлейшего.

— А-а…

Разочарование Николая Николаевича не ускользнуло от внимания коневода.

— Многие полагали, — продолжал Евстафий Павлович, — что имя Светлейший было дано в честь князя Потемкина-Таврического. Признаюсь, я далеко не поклонник этого екатерининского вельможи. До сих пор для историков осталось неразрешенной загадкой — кто же был на самом деле князь? Гениальный администратор или просто ловкач, очковтиратель, обессмертивший свое имя пресловутыми «потемкинскими деревнями»?

Николай Николаевич, оскорбленный за своего великого прадеда, запротестовал:

— О Потемкине еще нет достойного капитального труда, рисующего в полной мере заслуги этого государственного деятеля. Что же касается «потемкинских деревень», о которых вы отзываетесь так презрительно, то это спорный вопрос. В государственных делах, особенно когда они касаются международных взаимоотношений, иногда даже не обойтись без сооружения таких «деревень». Екатерина Вторая, как известно вам, решила разрушить Кремль и на его месте воздвигнуть величайший в мире дворец. По ее предложению гениальный зодчий Баженов разработал грандиозный проект. Иностранцы ахнули, когда об этом узнали. И как было не изумляться! Екатерина, только что закончившая войну с турками, замыслила строительство, которое стоило многие миллионы. Выходит, русская казна не пуста. Значит, можно верить России. Поверили и взаймы дали. А как Екатерина деньги получила, так баженовский проект сунула под сукно. Кремль и сейчас стоит на месте. Вот вам потемкинская школа, которую прошла Екатерина. Без «потемкинских деревень» ни один мудрый правитель государства не обходился и не обойдется, если он желает благоденствия своей стране, — ответил Потемкин.

— Не знаю, — сказал Евстафий Павлович и вернулся к прежней теме разговора.

Он рассказал о наглом похищении Светлейшего Забирой и о своей погоне за ним, закончившейся пленом.

Потемкин долго думал о трагической неудаче коневода. Затратить всю жизнь, чтобы вывести такого жеребца, и потерять его за несколько минут! Ужасно! Это ему напомнило потерю собственного княжеского титула. Разве на него он не потратил всю свою жизнь! И разве революция не обидела его так же жестоко, как Забира — коневода.

— Я понимаю вас! — прошептал Николай Николаевич проникновенно.

— Вся работа пошла коту под хвост! — сказал с горечью Евстафий Павлович. — Мне шестьдесят два года. Нового Светлейшего я не выращу. Тот тип лошади, что я создавал двадцать пять лет, мне уже не успеть создать вновь. Вы понимаете, что это означает?

— Вполне! Но хочу выяснить одно интересующее меня обстоятельство. Вот вы говорите с душевным трепетом о лошадиной крови. Мне это понятно. Однако я хотел бы вам только напомнить о другой крови. Если существует благородная лошадиная кровь, дающая первостатейные качества, то человеческая, так называемая голубая, разве не дает совершенно особую породу людей?