Константин внимательно наблюдал за ней.

– Ты считаешь, что это так ужасно? – негромко спросил он. – Спать с тобой и даже во сне мечтать о близости, испытывать неземное наслаждение, томиться и радоваться? Что в этом плохого, скажи мне.

Она промолчала, несколько сбитая с толку его последними словами. Так было или не было? Сомнения вновь вернулись.

– Неужели ночь, проведенная вместе, не поколеблет твоего решения подать на развод? – вкрадчиво спросил Константин.

Флоренс грустно усмехнулся.

Предстоящий развод волновал ее сейчас меньше всего. Не думала она и о том, что в сентябре Константина не будет в Беркшире. Может быть, не будет и в октябре. Все это не имело сейчас никакого значения. Она любит этого человека!

Только эта мысль билась в ее голове!

Но она никогда ему в этом не признается, гордость превыше всего! Это все, что у нее осталось, и Флоренс, словно утопающий за соломинку, хваталась за чувство собственного достоинства. Если она потеряет ощущение реальности, начнет предаваться сладостным мечтам, видеть наяву волшебные сны, то погибнет.

– Будет лучше, – быстро сказала она, – если мы оба забудем о случившемся и прошлой ночью, и два года назад…

– А тебе легко это сделать? – спросил своим чарующим бархатным голосом Константин. – И никаких следов воспоминаний не останется в твоей памяти, моя дорогая?

О, как он умел это – уговаривать и убеждать, соблазнять, увлекать, манить…

Его голос завораживал ее, обволакивал мягким туманом. На мгновение Флоренс почувствовала, что он словно гипнотизирует ее своим взглядом. На кончике языка так и вертелось признание в том, что она ждала его все это время!

Что сладкие воспоминания о том, как ей было хорошо с ним, не покидали ее никогда, заставляя среди ночи просыпаться и думать… думать… В ее памяти был жив каждый его жест, малейшее движение уверенных рук, губ…

Флоренс временами проводила бессонные ночи, охваченная этими воспоминаниями. Но делиться этим с Константином она, естественно, не собиралась. Ей не позволяла гордость.

– А тебе? Неужели ты все забыл? Неужели… – Голос ее звенел от обиды.

Неожиданно она оборвала себя, вспомнив вдруг справедливые слова отца, и закрыла глаза.

У Оливии был муж, хоть и прикованный к инвалидному креслу. У Константина – жена. Но это не остановило ни того, ни другого. Именно Оливию можно было бы назвать настоящей женой Константина. Так что ему до женщины, по случайному стечению обстоятельств оказавшейся в его постели?..

– Ты что-то хотела мне сказать, – напомнил Константин, но она покачала головой.

– Да нет, ерунда.

Ей претила сама мысль произносить имя его любовницы. Если бы она не узнала тогда об Оливии, то до сих пор пребывала бы в полном неведении.

Нахмурившись, Константин начал:

– Флоренс, ты… – Но запнулся и повернулся к двери.

Без стука вошел отец, держа перед собой поднос с чашкой чаю. Он посмотрел сначала на бледную дочь, затем на самоуверенного Константина, после чего поставил чашку на столик возле кровати.

– Ну и как? Доктор удовлетворен состоянием больной? Доктор рад, что бедной девочке стало еще хуже? Не желает ли доктор удалиться? – осведомился он, не отрывая глаз от Константина.

У Флоренс так дрожали руки, что ей пришлось придерживать блюдце, чтобы чашка не выстукивала на нем азбуку Морзе.

– Самочувствием Флоренс я всегда был удовлетворен, – с вызовом произнес Константин.

Щеки старика, обыкновенно бледные, покрылись болезненным румянцем. Он никогда не понимал юмора и иронии. К тому же ему сейчас была нужна самая настоящая медицинская помощь. Бедный папа!

Флоренс с упреком посмотрела на Константина и твердо сказала:

– Почему бы вам обоим не удалиться из моей комнаты? То, что я наблюдаю последние тридцать минут, напоминает скорее сцену на базаре в средневековом городе, чем разговор двух достаточно цивилизованных людей. А это весьма тягостное зрелище. Я себя плохо чувствую и прошу оставить меня одну. Если не возражаете, я хочу принять ванну и немного отдохнуть перед сегодняшней вечеринкой…

– Ты никуда сегодня не пойдешь, Флоренс, – вставил Константин.

Флоренс медленно повернулась к нему.

– Ошибаешься, – с расстановкой сказала она, вскинув брови. – Я пойду на день рождения моей дочери.

– Вот именно! – выкрикнул ее отец.

Константин гневно сжал губы, потом резко бросил:

– Ты больна. Вы все здесь больны, за исключением Джиллиан!

– Позволь мне самой судить о состоянии моего здоровья! – раздраженно воскликнула Флоренс, прекрасно понимая, однако, что Константин прав и ей лучше побыть в постели.