Моя жизнь прожита не зря, уныло подумал дон Текило. Я обучил ллояйрдку, играющую в викингов, новым словечкам…

Приблизительно три часа спустя после отбытия полка воительниц – они выстроились неровной колонной и маршем двинулись по направлению к Чудурам, горланя неожиданно сильными высокими голосами что-то боевое и воодушевляющее, - прибыли еще пять драккаров.

Дон Текило на всякий случай привязался к той же сосне, состроил умирающую морду лица…

Ему тут же поднесли выпить.

Глотая чересчур сладкую на изысканный вкус дона медовуху, иберрец мельком рассматривал, оценивал своих спасителей и придумывал, какую тактику избрать.

– Ты, шаловек, - пришепетывая, обратился к дону Текило громадный черный викинг. Собственно, почти все воины, сгружавшиеся с драккаров, были большими, высокими и плечистыми, но этот был грандиознее всех, - Ты тут шеншин не видал?

– Видел, - голосом умирающего ответил дон. Перехватил фляжку с реанимирующим напитком, добавил: - Спасибо… Вы спасли мне жизнь…

– Шлушай, шаловек, а куда эти шеншины дальше пошли?

– У… э… вы, наверное, тоже ищете пиратов, которые не дают переправить к вам на острова спиртное? – осторожно забросил пробный шар иберрец.

– Их мы тоше ишшем, - объяснил другой викинг.

– Но шеншин мы ишшем больше, - поправил боевого товарища черноволосый и чернобородый великан.

– Если вы ищете женщин, - ответил дон Текило, прихлебывая медовуху и перебирая в воображении все возможные варианты, - то они в Брабансе.

– Да? – удивился великан-викинг. Остальные не удивлялись, они уже спешили обратно на корабли, готовили паруса и весла. – А драккары здешя брошили…

– Конспирация, - пояснил дон Текило. – Слышал такое слово?

– Нет…

– Научу, - пообещал дон. Похлопал возвышенного викинга по плечу и уверенно двинулся к ближайшему кораблю.

Когда утром драккары величественно и неспешно шли вдоль ллойярдского берега, дону Текило почудилась рысь в неприметном сером балахоне, скачущая меж стволов корабельных сосен…

Но это был обман зрения, не иначе.

Ведь охранный артефакт разрушенной Башни днем становился сонным, малоподвижным и невидимым. Да и с чего бы Ядвиге – или любой другой женщине, если подумать, - преследовать его на протяжении трех с лишним месяцев?

В конце концов, их связывала совсем не любовь. Совсем не любовь, а… что?

Между побережьем Ллойярда, Даца и Брабанса. Месяц Гусыни – месяц Восьминога

Путешествие к берегам королевства Брабанс проходило без лишних эксцессов. Медовуха, сушеная рыба, медвежатина, степенные мужские разговоры. Большей частью о войне и победах; о рыбалке и охоте - куда ж без этого. И, разумеется, о женщинах.

Хотя в случае Уфгаса Медведя первое подразумевало второе, второе – третье, а третье – второе и первое.

Побратим Уфгаса с острова Хага украсил свой дворец шкурой моржа-альбиноса. Уфгас поднапрягся и украсил свой дворец двумя шкурами белых моржей. Двоюродный брат, сводивший свой клан на юг, хвастался добычей – большим топором из блестящей стали. Уфгас тоже повел викингов на юг, и вернулся с украденными у гномов двумя топорами из о-очень блестящей стали. Верховный вождь Буруз устроил состязание сказителей на острове Одиле – Уфгас, не теряя времени, собрал всех, кто когда-нибудь рассказывал в его клане легенды былых времен, посадил их в своем дворце на Ритте и велел соревноваться, пока не выберут победителя. Правда, тут он оплошал: большинство рассказчиков оказались дряхлыми бабками, наполовину глухими; распоряжение вождя они поняли как-то по своему, поэтому выбирали лучшего сказителя с помощью клюк и примитивной рукопашной. Самая шустрая бабка, сломавшая три клюки и один зуб о своих соперниц, теперь носила гордое звание «лучшего сказителя года Вопящего Буревестника» и рассказывала на ночь сказки самому вождю.

Сказки, кстати сказать, были такими, что вождь рисковал поседеть не ко времени.

Дон Текило вспомнил истории Оракула и порадовался, что тот утоп в болоте.

Итак, Уфгас Медведь был очень азартным викингом. Поэтому, отправившись весной прошлого года пограбить пару ллойярдских деревушек, он, понятное дело, малость увлекся. Как-то незаметно к нему подвалили два феодала, недовольных политикой короля Суперсмита IV, как-то очень удачно Уфгас поборол вождя Думдура в традиционном риттландском троеборстве (сначала они рубились топорами, потом сбивали друг друга мешками мокрой шерсти, потом пили хмельную медовуху), и воины Думдура встали под знамена Медведя… Слово за слово, деревенька за деревенькой, сундук за сундуком, победа за победой, добрались до Уинс-тауна. Перекрыли реку, на которой стоит город, сожгли пригороды, осадили крепость. А мерзкие ллойярдские гномы – ну нелюди, натуральные нелюди – возьми, да и начни пулять по отрядам викингов из огромных бронзовых желобов. Огонь! жар! грохот!! И огромные каменные и бронзовые шары, давящие храбрых риттландских воинов, как клопов.

Уфгас обиделся, велел шаманам запарить побольше мухоморов. Пленные наделали лестниц, берсеркеры пошли на штурм… И что ты, друг Текило, думаешь? Из окрестных болот ка-ак полезут зеленоватые зомби! Фу, пакость…

В глотку вождя медовуха лилась водопадом, когда он вспоминал о тех временах. Гниющие зомби с одной стороны, огненные шары сверху, и скалящиеся в ехидных ухмылках недомерки на недосягаемо высоких стенах Уинс-тауна… В одно ухо вождю Уфгасу дряхлый шаман советовал, что неплохо иногда и отступить; а в другое ухо новоявленный товарищ Думдур сочувствовал, что, дескать, у викингов острова Ритт не хватает силенок на штурм какой-то крепостенки…