Франсуа стиснул зубы. Бежать – это предательство, и нечего подбирать слова. И оставаться – тоже предательство, только по отношению к женщине, которую он любит.

– Какая приятная встреча, – раздался за спиной глумливый голос. – Лейтенант э-э… забыл как вас там. И, разумеется, небрежно одет и не выбрит, словно нерадивый новобранец.

Франсуа обернулся. Капитан Роджер Гордон с обычной спесью поигрывал хлыстиком и насмешливо улыбался. Усилием воли Франсуа заставил себя проглотить издёвку.

– Виноват, господин капитан, – покорно сказал он.

– По-хорошему, надо бы посадить вас на пару суток под арест. Но с учётом военного времени и услуги, которую ваши люди нам оказали, – Гордон сделал паузу, – ограничимся сутками. Извольте по прибытии доложить полковнику Шоу.

– Как скажете, господин капитан.

Франсуа оглядел выстроенные вереницей телеги, в которые обслуга запрягала лошадей. Он решился:

– Позвольте сопровождать вас, господин капитан. На всякий случай, вдруг они вновь застрянут.

– Да, разумеется, – Гордон кивнул. – Вы с вашими людьми можете ехать в арьергарде. Разве что кто-нибудь захочет подменить моих парней на козлах.

– С вашего позволения, – Франсуа поклонился, – я поведу головную подводу. Заодно разомнусь.

– Что ж, – Гордон одарил лейтенанта дежурной надменной усмешкой. – Офицер-возчик – жаль, что в армии нет такой должности, вы вполне бы на неё подошли.

Франсуа не отреагировал на новый всплеск капитанского остроумия. Он стремительно зашагал к головной телеге и придирчиво осмотрел запряжённую в неё тройку. Одобрительно похлопал коренника по крупу, потрепал по холкам пристяжных и запрыгнул на козлы.

До позиций добрались за полчаса до восхода Нце.

– Антуан, – окликнул сержанта Франсуа.

– Я здесь, лейтенант.

– У меня просьба к тебе, Антуан. – Франсуа нагнулся и положил руку сержанту на плечо. – Очень большая просьба, огромная. Ко всем вам. Подарите мне две минуты.

– Какие две минуты? – опешил Коте. – Ты о чём, лейтенант?

Франсуа смерил взглядом расстояние до перегораживающего Ремень кордона.

– Не стреляйте в меня первые две минуты. Или стреляйте, но не прицельно.

– Лейтенант, что с тобой? – Антуан Коте побагровел, у него затряслись руки и испарина выступила на лбу. – О чём ты? Кто собирается в тебя стрелять?

Вместо ответа Франсуа расстегнул кобуру и обернулся через плечо.

– Господин капитан! – почтительно позвал он. – Подойдите сюда, будьте любезны.

– Что случилось? – Июнит направил коня к головной телеге.

– Ровным счётом ничего.

Франсуа вскинул револьвер и выстрелил Гордону в голову. Капитан июнитов ещё заваливался, когда лейтенант вытянул лошадей плетью, гикнул и погнал телегу прямо на перегораживающий дорогу кордон. Набравшие скорость кони с треском снесли шлагбаум и помчались по дороге дальше.

– Наддай! – орал Франсуа, нещадно обрушивая плеть на спины пристяжных.

Ветер хлестал в лицо, громыхала за спиной несущаяся по рытвинам и колдобинам телега, сзади грянул залп, пули прошли над головой и сгинули. Ещё залп, пули вновь прошли мимо, и телега скрылась за дорожным поворотом.

«Минут двадцать у меня есть, – лихорадочно думал Франсуа. – Минут двадцать форы, пока разберутся, пока скомандуют, пока будут седлать лошадей. А потом – столько, сколько им понадобится, чтобы догнать налегке. Час. Полтора, если повезёт и не загоню лошадей. И – всё». Безумство, на что он рассчитывал, когда затеял побег. Его настигнут и расстреляют – непременно, до позиций февралитов четыре-пять часов, если гнать, не останавливаясь и не снижая темпа.

«К чертям, пускай расстреливают, – отчаянно думал Франсуа. – Назад дороги нет и не будет».

Он не знал, сколько времени прошло, прежде чем в дребезжание и грохот тележной поклажи вплёлся топот копыт. Франсуа обернулся: десятка два всадников шли по дороге намётом. Мили полторы, прикинул расстояние Франсуа, может быть, чуть больше. Минут двадцать, максимум – полчаса.

– Наддай! – отчаянно закричал он.

Преследователи приближались. Они были уже в полумиле, телега неслась по длинному прямому отрезку Ремня, и лейтенант понял, что до поворота живым добраться не удастся.

Через минуту по нему дали залп. Ещё не прицельный, ещё для острастки, с расстояния, превышающего необходимое для стрельбы на поражение. Лейтенант огрызнулся выстрелом из револьвера, ещё более бесполезным и бессмысленным. Оглянулся: расстояние сокращалось на глазах. Всё, осознал Франсуа. Две минуты, от силы три. Он вдохнул воздух полной грудью, улыбнулся зависшему над верхушками деревьев равнодушному Нце.

Новый залп, и левая пристяжная, споткнувшись, сбилась с ноги и пала. Оглобля под её тяжестью треснула, разломалась пополам, повозку подбросило и занесло на дороге. Франсуа сшибло с козел, он рухнул на землю, покатился по ней, обдирая кожу с рук, грянулся головой о придорожный камень. Коренник и оставшаяся в живых пристяжная бились в оглоблях, не в силах сдвинуть повозку с места. Франсуа, превозмогая раздирающую черепную коробку боль, встал на колени, зашарил пальцами по пустой кобуре. Понял, что револьвер выпал из руки при падении, выругался от бессилия и стал подниматься на ноги. Смерть почему-то хотелось принять стоя.