Если подмастерье неустанно трудится над светозарным храмом человечества и Божества, то «будет поставлен и последний вопрос: в чем заключается цель, каков конец нашего строительства, наших трудов?». Усталый подмастерье, дойдя до двери ложи мастеров, получает неясный ответ: «Твоя цель — могила».

«Масонство в его глубочайшей сущности, — говорит Шауберг, — это учение о смерти». Подобно античным мистериям, оно рассматривает человеческую жизнь как «возвышенную трагедию». Посвящение в мастера служит ее символическим изображением, «это высшая мистерия масонства». «Если мастер желает работать для высших целей бытия в духе вечного мирового порядка и в согласии с присущей всему существующему закономерностью, то он должен смиренно принести свои земные радости и свою жизнь на алтарь человечества, он должен иметь силы страдать и умереть за истину, за добродетель и за общее дело».

Смертный человек со всеми его недостатками и заблуждениями должен был быть погребен, чтобы возродился новый человек, который приобщится к более чистой и совершенной жизни и свету.

Символическим характером отличаются и обычаи, употребительные в траурной ложе. Она собирается в честь брата, «вознесшегося к вечному Востоку». Родственники усопшего также имеют доступ в нее. Рабочий зал завешивается черным, свет уменьшается. Среди комнаты возвышается катафалк, украшенный ветвями акации, как немой, но красноречивый свидетель смерти. После молитвы и хорового пения оратор посвящает несколько слов памяти покойного. Затем произносится речь, обыкновенно кем-нибудь из братьев, которые были наиболее близки к покойному при жизни. Перед саркофагом зажигается огонь, как рели гиозныйсимвол того, что усопший может вознестись к вечномуВостоку, к вечной жизни и свету. Свет, кото рыйон искал в жизни как масон, он надеется найти теперьв смерти. Наконец, все присутствующие, пол ныеверы и упования, трижды обходят вокруг катафалка, украшая его розами и цветущими акациями: розы — последний долг любви, акации — символ смерти, но вместе с тем и вечной жизни и бессмертия.

Учение франкмасонов в том виде, как оно излагается мастерами и ораторами ложи в ложах поучения, покоится на преданиях отдельных систем и заключает в себе мораль, историю союза и его символику.

Основные положения столь выдающейся в истории культуры идеи, как идея франкмасонская, неизбежно должны были сделаться объектом чисто богословского мышления и обоснования. Но дело ограничилось только попыткой. Первая попытка такого рода сделана Лессингом в его «Беседах между Эрнстом и Фальком». Франкмасонство обсуждается здесь с точки зрения социальной закономерности союза и его практического значения, но не рассматривается с определенной философской точки зрения и не исследуется в связи с другими нравственными идеями человечества. Значительный шаг вперед сделал Фихте, который изложил свои взгляды на франкмасонство в законченной философской схеме. Он не только твердо установил точку соприкосновения между франкмасонством и другими явлениями человеческой культуры, но и показал «известную внутреннюю связь», вполне определенное отношение между их нравственными идеями и франкмасонской идеей. Его остроумное, но слишком изысканное толкование, указывающее, что франкмасонство имеет целью превратить одностороннее классовое развитие в общечеловеческое, не нашло сочувствия у Фесслера. Последний резко отмечал различие между франкмасонством и франкмасонским братством и видел в первом «школу разума и нравственности, в которой посвященные воспитывают себя в целях человечества и человечности, то есть для чистой нравственной доброты и блаженства». Ясно, что такое чисто поэтическое понимание уже потому не может быть правильным, что оно уделяет слишком мало внимания практическим задачам масонского союза. Смелый мыслитель R. Ch Fr. Krauze (ум. 1832) также впал в подобную ошибку. Масонский идеал он видел в «союзе человечества». «Представив франкмасонский союз существенной составной частью изображенного им организма человеческой жизни, он дал этой идеализации чрезвычайно яркое выражение».

Цель и содержание франкмасонского учения: братская любовь, любовь ко всему человечеству, любовь к Богу или, по более точному определению Финделя: «Истина, нравственность, любовь к человечеству». Этим требованиям должен отвечать как отдельный человек, так и все человечество. «С постепенным познанием истины растет, в общем, и нравственность, с расширением царства добродетели растет и проявление любви к человечеству, а с ростом любви к человечеству и с осуществлением этого триединого идеала увеличиваются мир, радость и простота отношений между людьми!»

Особенно подчеркивается «призыв к деятельной любви к ближнему, осторожному суждению о ближнем». Из этого явствует, что франкмасонские нравственные правила совпадают со всеобщими нравственными представлениями, сложившимися под влиянием христианства. Своеобразна во франкмасонстве только форма, в которой оно предлагает свое нравственное учение, связывая его с традиционными символами. Нет никакого основания говорить о какой-либо франкмасонской догме. Франкмасонство, вследствие его чисто человеческого и космополитического характера, особенно избегает всяких догматов. Религиозные догматы разъединяют людей и легко приводят к борьбе мнений. Спор же о религиозных вопросах разжигает самые худшие страсти, превращая их во всепожирающее пламя, и в результате неизбежно приводит к озлоблению и взаимной ненависти. Притом жизнь показывает множество примеров того явления, что одна и та же вера одного воодушевляет до отрешения от всего земного, а другого погружает в самую пошлую погоню за наживой. Франкмасонство не хочет разъединять людей, а, напротив, стремится собрать в своих ложах людей всех исповеданий. Благодаря этому оно возвысилось до того понимания религии, которое, по мнению Генриха фон Трейчке, «одно лишь достойно свободного человека». Франкмасонство признает, что «религиозные истины — это истины для души (Gemutswarheiten), что истины эти для верующего — не только не менее, но даже еще более несомненны, чем все то, что может быть измерено и осязаемо, но для неверующего совершенно не существует религия — это субъективная потребность слабого человеческого сердца. Вопрос о нравственном достоинстве человека решается не тем, во что он верит, но тем, как он верит».

Ознакомление с поучительной, полной превратностей историей союза служит, по мнению франкмасонов, «превосходным средством для надлежащей оценки настоящей эпохи, для доказательства того, что традиция должна быть чтима и что, как говорит Гете, в прошлом живет зерно истины».

Опираясь на традицию и историческое развитие и находясь в живой связи с явлениями и успехами человеческой культуры, франкмасонство стремится представить франкмасонские символы в их нравственном значении и живительной силе — прекрасная, обширная и благодарная задача, но именно поэтому особенно трудная.

Бесспорно, что метод обучения при помощи символов во многих отношениях уступает чисто объективному, определенному и ясному изложению и что против него приводится много весьма веских доводов. Символ отражает заключенную в нем идею большей частью лишь в неясных, смутных очертаниях, недостаток, который должен быть восполнен фантазией. Здесь легко впасть в бесплодное фразерство и морализирование, и поверхностное изучение легко может поставить на одну доску внешнюю форму и оболочку с внутренним содержанием и самой сущностью франкмасонского учения, смешать средства и цель. Но, подобно всякому искусству, «масонский культ солнца» уже потому не может обойтись без символа и символического способа обучения, что они, бесспорно, имеют воспитательное значение и представляют собою «существенное связующее средство Для общества» одинаково настроенных братьев. «Воспоминание об истине, выраженное словами, поверхностно. Символы, — говорит Финдель, — окружают нас со всех сторон, так как это нередко предмет, находящийся у нас перед глазами. Зрительные впечатления вообще более устойчивы, чем слуховые. Где бы ни вступил масон в общество братьев, будь то на приветливых берегах Делавэра или у священных вод Ганга, на берегах Темзы или Нила, масоны всюду говорят с ним в одних и тех же понятных выражениях». У Финделя встречается целый ряд других прекрасных мыслей о достоинстве и значении франкмасонского символа.

Франкмасонство различает, по Финделю, 3x3 главных символов и множество (3 х 3+3 х 3+3 х 3) второстепенных символов. К первым относятся «три Великих светоча» (Библия, наугольник, циркуль), «три столба» (мудрость, сила, красота) и «три неподвижных драгоценности» (чертежная доска, необтесанный камень, кубический камень), сюда же относятся «три молодых светоча» (солнце, луна, мастер) «три украшения» (пылающая звезда, мозаичная плита, зубчатая оправа), «три подвижных драгоценности» (молоток, ватерпас, отвес). К этому же причисляются 3x3 жизненных явления (ученик, подмастерье, мастер, подготовка, странствование и т. д.), 3 изображения (прямоугольник, цепь, одежда), 3 масонских отличия (знак, жест, слово) и т. д.