Но кроме Синтии никто не верил, что мистер Уитмен — это душ-гельный мужчина. У того была ямочка на подбородке, а у мистера Уитмена не было.

Мальчики из нашего класса не находили мистера Уитмена таким уж чудесным. Гордон Гельдерман его вообще терпеть не мог. До того, как мистер Уитмен начал преподавать в нашей школе, все девочки из класса были влюблены в Гордона. Увы, и я тоже, но мне тогда было одиннадцать, а Гордон казался таким милым. Сейчас, в шестнадцать, он был просто скучный. И вот уже два года у него ломался голос. К сожалению, попеременное пищание и рычание не удерживало его от того, чтобы постоянно нести всякую чушь.

Он ужасно разволновался по поводу своей единицы за контрольную.

— Это дискриминация, мистер Уитмен. Я заслужил по меньшей мере четвёрку. Вы не можете ставить мне плохие отметки только потому, что я мальчик!

Мистер Уитмен забрал у Гордона его тетрадку и перевернул страницу.

— «Елизавета была такая жутко уродливая, что она никак не могла найти себе мужчину. Поэтому все вокруг называли её «безобразной девственницей», — прочитал он.

Класс захихикал.

— Ну и что? Это так и есть, — стал защищаться Гордон. — У неё были злющие глаза, сжатые губы и дурацкая причёска.

В своё время мы должны были основательно изучить портреты Тюдоров в Национальной портретной галерее — и действительно, Елизавета на картинах была не слишком похожа на Кейт Бланшетт. Но, во-первых, возможно, что в то время тонкие губы и большие носы были писком моды, а во-вторых, шмотки у неё были просто шикарные. А в третьих, хотя у Елизаветы и не было мужей, но зато была целая куча романов — например, с сэром — как это его звали? В фильме его играл Клайв Оуэн.

— Она сама себя называла королевой-девственницей, — сказал Гордону мистер Уитмен, — потому что… — Он вдруг прервался: — Тебе нехорошо, Шарлотта? Болит голова?

Все обернулись к Шарлотте. Она держалась руками за голову.

— У меня просто… головокружение, — сказала она и поглядела на меня. — Перед глазами всё плывёт.

Я затаила дыхание. Ну вот, началось. Бабушка будет в восторге. А уж тётя Гленда!

— О, класс! — прошептала Лесли рядом со мной. — Она сейчас станет прозрачной?

Хотя леди Ариста внушала нам с малых лет, что мы ни в коем случае не должны обсуждать происходящее в нашей семье с посторонними людьми, я решила проигнорировать этот запрет для Лесли. В конце концов, она моя лучшая подруга, а у лучших подруг нет секретов друг от друга.

У Шарлотты впервые с тех пор, как я её помню (то есть практически всю жизнь), был почти беспомощный вид. Но зато я знала, что надо делать. Тётя Гленда достаточно часто мне это вдалбливала.

— Я отведу Шарлотту домой, — сказал я мистеру Уитмену и поднялась. — Если вы не против.

Мистер Уитмен всё ещё смотрел на Шарлотту.

— Это хорошая идея, Гвендолин, — сказал он. — Поправляйся, Шарлотта.

— Спасибо, — ответила Шарлотта. По пути к двери она немного пошатнулась. — Ты идёшь, Гвенни?

Я поспешила поддержать её под руку. Впервые в присутствии Шарлотты я показалась себе хоть немного значительной. Это было хорошее чувство — для разнообразия оказаться нужной.

— Непременно позвони мне и всё расскажи, — шепнула вслед нам Лесли.

За дверью беспомощность Шарлотты испарилась. Она даже собиралась забрать вещи из своего шкафчика!

Но я крепко держала её за рукав.

— Оставь это, Шарлотта! Мы должны как можно скорее попасть домой. Леди Ариста сказала…

— Оно снова прошло, — объяснила Шарлотта.

— Ну и что? Всё равно это может произойти в любой момент. — Шарлотта позволила повести себя в другую сторону. — Где это у меня мел? — На ходу я стала рыться в кармане своей куртки. — Ах, вот он. И мобильник тоже. Мне позвонить домой? Тебе не страшно? Ох, глупый вопрос, извини. Я волнуюсь.

— Ничего. Нет, мне не страшно.

Я искоса поглядела на неё, чтобы проверить, говорит ли она правду. Она улыбалась своей высокомерной улыбкой Моны Лизы, за которой было не понять, что же она чувствует.

— Мне позвонить домой?

— Что это даст? — ответила Шарлотта вопросом на вопрос.

— Я только думала…

— Думать предоставь мне, — прервала она меня.

Сбегая вниз по каменной лестнице, мы поравнялись с нишей, в которой всегда сидел Джеймс. Завидев нас, он сразу же поднялся, но я ему только улыбнулась. Проблема Джеймса состояла в том, что его никто, кроме меня, не видел и не слышал.

Джеймс был призрак. Поэтому я избегала разговаривать с ним в присутствии посторонних. Только для Лесли я сделала исключение. Ни на одну секунду она не усомнилась в существовании Джеймса. Лесли верила мне абсолютно, и это было одной из причин, по которым она была моей лучшей подругой. Она глубоко переживала, что не может видеть и слышать Джеймса.