Гир Керстин
Шрифт:
Я же была этому скорее рада, потому что первое, что сказал Джеймс, завидев Лесли, было: «О Господи! У бедняжки больше веснушек, чем звёзд на небе! Если она не начнёт немедленно втирать лосьон для отбеливания, то она никогда не найдёт себе мужчину!».
«Спроси его, не закопал ли он где-нибудь клад», — это, в свою очередь, было первое, что сказала Лесли, когда я их друг другу представила.
К сожалению, Джеймс нигде не закапывал клада. Более того, он обиделся, что Лесли сочла его на это способным. А ещё он всякий раз обижался, когда я делала вид, что не замечаю его. Он был вообще очень обидчивый.
«Он прозрачный?» — поинтересовалась Лесли при их первой встрече. — «Или чёрно-белый?»
Нет, Джеймс выглядел, собственно говоря, совершенно нормально. Не считая шмоток, конечно.
«Ты можешь видеть сквозь него?»
«Не знаю, никогда не пробовала».
«Так попробуй сейчас», — предложила Лесли.
Но Джеймс не собирался разрешать, чтобы я сквозь него смотрела.
«Что значит «призрак»? Джеймс Огаст Перегрин Пимплботтом, наследник четырнадцатого графа Хардсдейла, никому не позволит себя оскорблять, даже маленьким девочкам».
Как и многие другие призраки, он не хотел признать, что он больше не человек. При всём желании он не мог вспомнить, что умер. Мы знали друг друга уже пять лет, с моего самого первого дня в средней школе Сент-Леннокса, но для Джеймса, казалось прошло всего пару дней с тех пор, как он в клубе со своими друзьями играл в карты и обсуждал лошадей, мушки и парики (он носил и то, и другое — и мушки, и парик, но выглядел в них лучше, чем можно себе представить). Что я за время нашего знакомства выросла на двадцать сантиметров, а также приобрела брекеты и грудь, а потом брекеты сняла, — он добросовестно игнорировал. Как и то обстоятельство, что городской дворец его батюшки давно превратился в частную школу с водопроводом, электричеством и центральным отоплением. Единственное, что он время от времени замечал, была длина юбок нашей школьной формы. Очевидно, зрелище женских икр и лодыжек было в его время исключительно редким.
— Не очень вежливо со стороны дамы не поприветствовать господина более высокого ранга, мисс Гвендолин, — вскричал он сейчас, как всегда совершенно обиженный моим невниманием.
— Извини, но мы очень торопимся, — ответила я.
— Если я могу быть чем-нибудь полезен, то располагайте мной, — Джеймс поправил кружево на обшлаге рукава.
— Нет, большое спасибо. Нам надо поскорей попасть домой. — Как будто Джеймс мог быть чем-нибудь полезен! Он был не в состоянии даже открыть дверь. — Шарлотта плохо себя чувствует.
— Ох, мне очень жаль, — откликнулся Джеймс, имевший слабость к Шарлотте. В противоположность к «веснушчатой без манер», как он имел обыкновение называть Лесли, он находил Шарлотту «обворожительной, исполненной чарующей прелести». Вот и сегодня он рассыпался в льстивых комплиментах. — Пожалуйста, передай ей мои наилучшие пожелания. И скажи ей, что она сегодня вновь выглядит восхитительно. Немного бледна, но очаровательна как эльф.
— Я ей передам.
— Прекрати разговаривать со своим воображаемым другом, — сказала Шарлотта. — Иначе ты когда-нибудь попадёшь в дурдом.
Нет, ничего я ей передавать не буду. Она и так ужасно задаётся.
— Джеймс не воображаемый, он невидимый. Это большая разница!
— Ну, дело твоё, — ответила Шарлотта. Они с тётей Глендой считали, что я выдумала и Джеймса, и других призраков, чтобы важничать. Я сожалела, что когда-то рассказала им об этом. Конечно, тогда я была маленькая и вряд ли могла молчать о горгульях, оживающих на фасадах зданий и сточных жёлобах, кривляющихся и строящих мне рожи. Горгульи были забавные, но были и другие призраки, тёмные и жуткие, которых я боялась. На то, чтобы понять, что призраки никому не могут причинить зла, мне понадобилось года два. Призраки могут только напугать.
Но не Джеймс. Он был совершенно безобидный.
— Лесли считает, что хорошо, что Джеймс умер молодым. С фамилией Пимплботтом он вряд ли смог бы найти себе жену, — сказала я, предварительно убедившись, что Джеймс меня не слышит. — Я хочу сказать, кто добровольно согласится называться «Прыщавая задница»? — Шарлотта закатила глаза. — Правда, он симпатичный, — продолжала я. — И если ему верить, то у него денег куры не клюют. Только его манера постоянно подносить к носу надушенный кружевной платочек выглядит как-то не по-мужски.
— Как жаль, что им некому восхищаться, кроме тебя.
Да, я тоже так считала.
— И как глупо, что ты за пределами семьи говоришь о своих странностях.
Это был опять её типичный укол исподтишка. Он должен был задеть меня, и он меня, к сожалению, задел.
— Я не странная!
— Нет, странная.
— И это говоришь ты, носительница гена?
— Я, в конце концов, не болтаю об этом на каждом углу. А ты точно как тётушка Мэдди. Она рассказывает о своих видениях даже молочнику.