— Вы говорите о мадам Дюфре, которой мой отец обязан своей дружбой с Помпадур и в конце концов с Вами?

— Я не знаю никакой другой, — отвветил граф.

— Но эта мадам Дюфре умерла десять лет назад.

— Семь, точнее говоря, — ответил граф. — Я был в это время при дворе маркграфа Карла Александра фон Ансбаха. Ах, я чувствую себя особо связанным с Германией! Интерес к масонству и алхимии там удивительно велик. И, как мне сообщили уже несколько лет назад, там мне предстоит и умереть.

— Вы уклоняетесь, — сказал лорд Бромптон. — Как мог этот юноша навестить в Париже мадам Дюфре? Ведь семь лет назад он сам был ещё ребёнком.

— Но Вы всё ещё мыслите неправильным образом, дорогой лорд. Спросите Гидеона, когда он имел удовольствие пустить кровь мадам Дюфре.

Лорд вопросительно посмотрел на Гидеона.

— В мае 1759 года, — ответил Гидеон.

Лорд визгливо засмеялся.

— Но это невозможно. Вам самому едва двадцать лет.

Граф тоже засмеялся, это был довольный смех.

— 1759. Она никогда мне об этом не рассказывала, старая любительница тайн.

— Вы в это время тоже были в Париже, но у меня был строгий приказ не встречаться с Вами.

— Из-за континуума, я знаю. — Граф вздохнул. — Иногда я ссорюсь со своими собственными законами… Но вернёмся к милой Жанне. Тебе пришлось применить силу? Со мной она была не очень склонна к сотрудничеству.

— Она мне об этом рассказала, — ответил Гидеон. — И о том, как Вы выманили у неё хронограф.

— Выманил! Она даже не знала, какое сокровище унаследовала от бабушки! Бедный ободранный аппарат лежал неузнанный и неиспользованный в пыльном сундуке на чердаке. Я его спас и вернул ему его истинное значение. Рано или поздно его бы совершенно забыли. И благодаря гениям, которые в будущем вступят в мою Ложу, он снова заработал. Это граничит с чудом.

— Мадам, кроме того, считала, что вы её почти задушили, поскольку она не знала дату рождения и девичье имя своей бабушки.

Задушил? Как это грубо!

— Да, верно. Эти пробелы в знаниях стоили мне бесконечно много времени, которое я провёл за перекладыванием церковных книг, вместо того чтобы посвятить его более серьёзным вещам. Жанна — исключительно злопамятная особа. Тем удивительнее, что Вам удалось склонить её к кооперации.

Гидеон улыбнулся.

— Это было нелегко. Но я, очевидно, вызвал её доверие. Кроме того, я танцевал с ней гавот. И терпеливо слушал её жалобы на вас.

— Как несправедливо. В конце концов, я устроил ей волнующую любовную связь с Казановой, и хотя того интересовали только её деньги, тем не менее ей завидовали многие женщины. И я по-братски поделился с ней своим хронографом. Если бы у неё не было меня… — Граф, очевидно развеселившись, снова повернулся ко мне. — Твоя прародительница — неблагодарная баба. К сожалению, не одарённая большим интеллектом. Я думаю, она никогда не понимала, что в самом деле с ней происходит, бедная старушка. Кроме того, она была обижена, что в Круге Двенадцати ей достался всего лишь цитрин. Почему Вам можно быть изумрудом, а я всего лишь жалкий цитрин, говорила она. Ни один уважающий себя человек не носит сегодня цитрина. — Он захихикал. — Она была действительно ограниченной. Мне бы хотелось знать, как часто ей в старости приходилось перемещаться во времени. Возможно, что больше и не пришлось. Она и так не особенно перемещалась. Иногда проходил целый месяц, прежде чем она снова исчезала. Я бы сказал, женская кровь намного более ленива, чем наша. Равно как и дух женщины уступает в быстроте мужскому. Ты согласна со мной, девочка?

Старый шовинист, подумала я, опуская глаза. Болтающий глупости, напыщенный зануда. Боже мой! Что я, с ума сошла? Я же не должна думать!

Но, очевидно, с искусством чтения мыслей у графа обстояло не так уж хорошо, потому что он снова довольно захихикал.

— Она не особенно разговорчива, да?

— Она просто робкая, — сказал Гидеон.

— Робких баб не бывает, — возразил ему граф. — За робко опущенными глазами они скрывают всего лишь свою ограниченность.

Я всё больше приходила к выводу, что его можно не бояться. Он был просто самовлюблённый женоненавистнический дедушка, который любит слушать самоё себя.

— У Вас, очевидно, невысокое мнение о женском роде, — заметил лорд Бромптон.

— Да нет же! — ответил граф. — Я люблю женщин! В самом деле. Я только не верю, что они располагают тем видом ума, который ведёт человечество вперёд. Поэтому в моей Ложе женщинам делать нечего. — Он одарил лорда сияющей улыбкой. — Для многих мужчин это нередко решающий аргумент при ходатайстве о вступлении, лорд Бромптон.

— И тем не менее женщины любят Вас! Мой отец неустанно восхищался Вашим успехом у женщин. И здесь в Лондоне, и в Париже они во все времена лежали у Ваших ног.

Граф тут же предался воспоминаниям о временах, когда он был кумиром женщин.

— Очаровывать женщин и подчинять их своей воле не особенно трудно, мой дорогой лорд. Они все одинаковы. Если бы я не был так занят высоким, я бы давно создал для мужчин книгу советов, как правильно обходиться с женщинами.

Само собой. У меня даже было подходящие название. «От удушения к успеху». Или: «Как заболтать женщину вусмерть». Я чуть не захихикала. Но потом я заметила, что Ракоци пристально наблюдает за мной, и моё дурацкое настроение как рукой сняло.