Госпиталем интересовались все. Женщины даже на работу выходили пораньше, чтобы успеть пройти мимо него и хоть мельком посмотреть на бледные, смутные лица за стеклами: «А вдруг свои, вдруг хоть знакомые какие…»

Наташе очень хотелось рассказать про госпиталь, но только так, чтобы не все рассказывать.

— Ну, понимаешь, мы шли… и он нас остановил…

— Как — остановил? Врешь ты что-то, Наташка! — Тая села на подоконнике, крепко держа Наташу за плечи. — Все равно ведь не отступлюсь, пока не узнаю! Рассказывай уж как есть…

И Наташа рассказала. Тая посмотрела на нее раз, другой. Наташа даже струсила немножко — возьмет да опять крапивой обстрекает. Но Тая слезла с подоконника и отпустила ее.

— Ох и деру бы тебе надо дать! — сказала она. — Еще хвастаешься — с раненым говорила. Хорошенький разговор!.. А вот что в гости позвал, это интересно.

Тая задумалась, зрачки зеленых глаз вдруг сузились, как у кошки. Наташа смотрела на нее с любопытством — знала уже, просто так этого у Таи не бывает.

— Слушай! А что, если нам с концертом пойти, а? — быстро спросила Тая.

— Как — с концертом? — удивилась Наташа. — Мы что — артисты?

— Нет… Но что-нибудь все ведь умеют делать. Ты петь умеешь? У вас же было пение в школе?

Наташа виновато съежилась:

— Пение было. Только меня с уроков всегда отпускали. Учительница так и говорила: «Иди, Иванова, погуляй, а мы петь будем…»

Тая посмотрела на Наташу даже с любопытством — не каждый день встретишь человека с такими способностями.

— Но что-нибудь-то ты делала?

— Нет… Никогда. Я не активная. — У Наташи по щеке поползла слезинка — так вдруг стало обидно.

— Ты что? Наташка! Да ты реветь собралась? — Тая схватила ее за руки — Брось! Ведь даже и артистов учат знаешь как долго! И для тебя что-нибудь придумаем…

Дети всего городка играли в «Сибирь». Слово это пришло от взрослых. Всё чаще стали поговаривать, что если «он» и дальше так пойдет, то к зиме детей повезут в Сибирь.

Детям все это не говорило ничего, но они чувствовали в слове тревогу И вот — родилась игра. В ней было что-то от осеннего перелета птиц. С утра до вечера шумные ватаги носились по только что вырытым петлям щелей, и всюду, над всеми дворами звенел один и тот же крик: «Сибирь! Сиби-и-ирь!»

На самохваловском дворе играли по-своему. Щели там вырыли перед домом, почти у самых ворот. Напротив такие же появились и на михинском дворе. И вот ребята, перебегая улицу старались тайком занять щели «противника». А потом бежали по неровным петлям ходов, по сырой, холодящей пятки земле и тоже кричали нараспев: «Сибирь! Сиби-и-ирь!»

Наташа выскочила на дорогу. Словно помогая ей, тянулся поперек улицы лошадиный обоз. Усталые от жары кони медленно везли низкие дроги с досками. Концы досок волочились по земле как будто лошади были птицами с длинными, длинными хвостами. За таким обозом ничего не стоило спрятаться, «михинские» ни за что не заметят, но Наташу остановили.

— Постой-ка, вам тут письмо… — Перед ней на панели стояла всей улице известная почтальонша Дуся.

Наташа посмотрела на почтальоншу вполглаза — она вся была там, на дороге, через которую вот-вот пройдет обоз, и тогда уже не за что будет спрятаться. Она протянула руку и взяла письмо, не думая о нем, — совсем как до войны, когда часто носила домой скучные письма маминых родственников.

— Спрячь письмо-то, еще потеряешь! — крикнула ей вдогонку Дуся, но Наташа уж ничего не слышала.

Пригнувшись, она пробежала несколько шагов рядом с последними дрогами, а когда они поравнялись с «михинскими» воротами, метнулась во двор и тут же спрыгнула в щель:

— Наша взяла! Наша взяла!

Но ей никто не ответил. «Михинским» надоело играть, и они все разбежались. Они вообще были народ ненадежный. То среди игры начнут ловить мышь, упавшую в щель, то вдруг ни с того ни с сего убегут на Волгу купаться. Волга от них совсем близко — только спуститься вниз с косогора мимо огородов с цветущей лиловой картошкой.

Наташа совсем было решила тоже пойти купаться — с самого утра пекло отчаянно, иначе как бегом не пройти по мостовой, — но вспомнила про письмо и остановилась.

На потертом конверте какие-то цифры… полевая почта. Так это же от папы! Наташа повернулась, чтобы бежать домой, но увидела, что стоит возле самой стены «михинского» дома. Это был старый особняк со стенами из мрачного красного кирпича. Его боялись все «самохваловские» ребята: на улице жило предание, что в этом доме есть тайные ходы и там когда-то кого-то убили. Наташа могла пройти мимо дома, но не решилась — пошла пустырем, в обход, боязливо оглядываясь через плечо. И даже не сразу поняла, обо что споткнулась и почему оказалась на земле. Только подняв глаза, увидела: перед ней стоит Селим — это он дал ей подножку.