– Господин президент, – сказал он, – мы не можем направить спецназ в другую страну, с которой у нас дружеские отношения. Если их поймают…

– Почему это их должны поймать?

Резон в словах президента был. Спецназ создавался в том числе и для того, чтобы скрытно действовать на территории других государств. Однако осуществлять это на практике было значительно труднее, чем в теории.

– Вероятность мала… – Воротников помедлил, раздумывая, стоит ли уточнить: «ничтожно». – Вероятность мала, – повторил он уже уверенно, – но она существует. Представьте себе на минуту, какой вой поднимут так называемые демократические государства в этом случае.

Президент представил. Поперек его лба пролегли две глубокие горизонтальные морщины.

– Израиль в таких случаях не спрашивает разрешения, – произнес он, и в голосе его прозвенела обиженная нотка.

– Ну, Израиль не зря называют пятьдесят первым штатом Америки, – напомнил Воротников.

– Америка тоже не спрашивает разрешения!

Президент хлопнул ладонью по столу. Воротников деликатно промолчал.

– Ладно, – сказал президент, – согласен, международный конфликт нам ни к чему. Но все-таки ваш Белов действует очень, очень медленно. Поддержка ему оказывается?

– Всеми силами нашего посольства в Уганде, – ответил Воротников.

– Тогда в чем причина задержки?

– Прошло не так уж много времени. И потом, господин президент…

– Да?

– Есть еще один немаловажный фактор.

– Какой?

Президент спросил это с видом недоверчивым. Нужно было во что бы то ни стало заставить его переменить свое мнение.

– В Центре два десятка так называемых истребителей, – заговорил Воротников, глядя на свои переплетенные пальцы. – Из них лишь одна треть специалистов, продержавшихся на этой должности достаточно долго.

Речь шла о сотрудниках Антитеррористического Центра, специализировавшихся на ликвидации главарей и наиболее опасных боевиков. Эти люди были засекречены надежнее самых секретных видов вооружений. В обычной обстановке ни президент, ни силовики старались не произносить слова «истребители», если только не имели в виду самолеты. Наличие такого рода специалистов противоречило международному праву, хотя все ведущие страны мира держали их. Тут было главное не попадаться. А без истребителей порой было не обойтись.

Президент вспомнил звонок плачущего губернатора Краснодарского края. Вспомнил мертвенно-белые лица отцов и матерей тех ребят, которые погибли под Лазаревским. Это была жестокая правда современной действительности. Такой же жестокой правдой являлась необходимость покарать преступников. А какая казнь без палачей? И стоит ли удивляться, когда палачи сами становятся объектами мести?

– Понимаю, – кивнул президент. – На каждого истребителя есть свой истребитель. Естественная убыль.

Воротников медленно повел подбородком из стороны в сторону:

– Дело даже не в этом.

– Нет?

– Нет, – сказал Воротников. – Истребители погибают не так уж часто. С ними не просто справиться. Сами знаете, какая у них подготовка.

Действительно, готовили истребителей не менее тщательно, чем офицеров спецназа Главного разведывательного управления. Отбор был ювелирный. Все это были специалисты высочайшего класса, настоящие асы своего дела.

– И в чем же тогда проблема? – Морщины вновь проступили на лбу президента.

– Отсев. Постоянный, неизбежный отсев.

– Какой отсев?

– Некоторые теряют физическую форму, – пояснил Воротников. – Но не это самое плохое. Хуже всего, когда истребители ломаются психологически.

– Это как? – спросил президент.

– Они обнаруживают, что не способны убивать.

– Но ведь их готовили специально для этого!

– Люди не похожи друг на друга, – сказал Воротников. – Они разные. Один боится крыс, другой их изо рта водой поит. Один скорее умрет, чем прыгнет с парашютом, другой чуть ли не кончает в свободном падении… гм. Прошу простить.

Воротников потупился, заметив осуждающий взгляд президента. В этом кабинете было не принято употреблять «соленые» выражения. Президент был сдержан в речах сам и требовал того же от подчиненных.

– Вы сказали, все люди разные, – сухо напомнил он.

Воротников кивнул:

– Именно. Не каждый готов убивать себе подобных и жить с этим.

– А как же тогда войны?

– На войне солдаты окунаются в атмосферу, совершенно отличную от мирной жизни. А потом почти всех ожидает срыв. Вспомните тот же вьетнамский или афганский синдром.