Полковник остановился перед тучным, двухметрового роста мужчиной в гимнастерке без пояса, в новых лаптях. Заросшее щетиной лицо дышало здоровьем.

— Лесничий Брагин, — сказал он. — Окончил лесную академию.

— Не служили?

— Да вот, знаете ли, не довелось.

«Куда его? — снизу вверх смотрел Ермаков. — Лесничий… К лесу привык… В разведку, разве? Не подойдет, тяжел… Лесничий, а живот-то наел вон какой», — неодобрительно подумал Степан Степанович.

— Мне бы по хозяйственной части, товарищ полковник, — басом прогудел Брагин.

— Писарь, пометьте: в распоряжение начальника боепитания.

— Спасибо! — обрадовался Брагин. И, улыбаясь, сообщил: — Мы с вами земляки, товарищ полковник, из Одуевского района.

— Приятно, приятно, — кивнул Ермаков, намереваясь идти дальше, но Брагин, наклонившись, произнес тихо:

— Тут и родственник ваш есть, Булгаков, Иван Дмитриевич.

— Иван Дмитриевич? — морща лоб, вспоминал Ермаков. — А-а-а. Из Стоялова, вероятно. Спасибо, что сказали. Передайте, пусть зайдет ко мне. Завтра вечером…

Иван Булгаков, слышавший этот разговор, чувствовал себя очень неловко. А когда вернулся в строй Брагин, накинулся на него:

— Нехорошо, Егор Дорофеич. За язык вас тянули или как?

— Ладно, ладно, — покровительственно похохатывал Брагин. — Ты это брось, девица непорочная: родня, значит, родня, тут ничего не попишешь.

Полковник Ермаков, закончив обход, направился к бараку, где толпились новоявленные начальники, которые должны были составить каркас его рот и батальонов. Смотрел на эту разношерстную публику и думал невесело: «Что за народ? Какие они?.. Порошина бы сюда, на эти кадры, чтобы на себе эту свежую струю испытал… Бухгалтеры, учителя, служащие… Лесничий этот… Ох, Степан Степанович, хватишь ты горя!»

Как бы там ни было, это теперь его подчиненные, люди его дивизии. И Степан Степанович, вглядываясь в их лица, уже чувствовал к ним какую-то симпатию. С ними ему предстояло жить и, самое главное, — воевать.

А на следующий день Ермаков не без гордости докладывал в штаб округа, что один полк вверенной ему дивизии укомплектован личным составом на восемьдесят процентов, что обмундирование людей и формирование подразделений продолжается.

Несмотря на все увещевания Брагина, Иван Булгаков к полковнику не пошел. Отнекивался:

— С какой стати, Егор Дорофеич? У него и без меня дел много.

Однако Ермаков не забыл о разговоре с лесничим и сам вызвал родственника к себе. Иван недавно только обмундировался, явился свежий, остриженный, выбритый. Гимнастерка еще не обмялась, пузырилась на спине. Но бывалого солдата можно было определить в нем сразу, хотя бы по тому, как невысоко и туго навернуты обмотки; не спадут с ноги, пока сам не снимешь.

Беседовали они в учительской, где обжился Степан Степанович. Сюда принесли ему железную кровать и тумбочку для всяких надобностей. Ермаков на электроплитке вскипятил чайник, угощал смущенного Ивана, расспрашивал о родной деревне, о Григории Дмитриевиче. Похваливал Игоря и все допытывался, какая это Ольга Дьяконская, красивая ли, какой у нее характер.

— К Игорю я привык, — пояснил он. — Парнишка он хороший, только ребячества много.

— Не устоялся, — сказал Иван. — А так он светлый. Без задних мыслей живет, как сердце подскажет.

— Сердце иной раз сдерживать надо.

— Жизнь научит.

— А я рад, Иван, что ты в мою дивизию попал. Приятно со своим человеком поговорить, чаек погонять.

— Мне вроде бы и неловко, — сказал Иван.

— Ты это брось, — нахмурился Ермаков. — Служба службой, а родня — родней. — Подумав, — предложил: — Может, ты ко мне перейдешь? Дело для тебя найдется.

— Не надо бы… В пехоте место мое, не привык по штабам. И люди опять же языки чесать станут.

— Ты в первой роте?

— У Магомаева. Он тоже земляк наш. Мы так и держимся все вместе. Магомаев обещал в повозочные перевести, если лошади будут.

— Лошадей пришлют, — заверил Степан Степанович. — Ну, писать станешь, поклон передавай жене, детишкам, Григорию Дмитриевичу, супруге его, всем, кто помнит меня…

От Ермакова ушел Иван веселым. Мысленно сочинял письмо Алене и представлял, какое удивление будет у них в Стоялове. И еще очень доволен был Иван тем, что скоро пришлют лошадей и он наверняка теперь сделается повозочным. С лошадью хорошо, она напоминает о доме, о мирной жизни.

Ставка Верховного Главнокомандования принимала меры по укреплению руководства войсками. 10 июля были образованы три направления: Северо-Западное, Западное и Юго-Западное. Главкомом наиболее опасного Западного направления был назначен маршал Тимошенко. Перед войсками стояла задача — задержать противника на рубеже Днепра и Западной Двины.

Красная Армия располагала достаточными силами, но силы эти были еще в пути или только развертывались на линии фронта. Время — вот что было сейчас главным фактором. Чтобы укрепить фронт обороны, создать ударные группировки на флангах немецкого клина и отбросить противника, для этого надо было подтянуть из глубины много новых дивизий.