Шрифт:
Альтдерфер встал. Натянул на мокрую от пота рубашку свитер. Небольшая отсрочка, а затем настанет время, когда нужно будет открыть огонь и вести его до тех пор, пока паши штурмовые группы не ворвутся на огневые позиции противника и не продвинутся до деревень Рокерат и Кринкельт, а несколько севернее Рокерата не овладеют бараками. Красным карандашом были обведены населённые пункты и цели, подлежащие уничтожению. Слева от них должны были вводиться в прорыв танковые дивизии СС «Гитлерюгенд» и «Адольф Гитлер», южнее их — соединения 5-й танковой армии. Согласно полученному приказу, войскам категорически запрещалось задерживаться хоть на минуту, короче говоря, важно было продвигаться вперёд, оставляя самую трудную работу им, артиллеристам.
Затем артиллерия должна сменить свои огневые позиции, переместившись на территорию Бельгии, в район, обороняемый 5-м американским корпусом. Американцы, действующие справа, могли, таким образом, зайти во фланг немцам. Две дивизии народного ополчения, действующие на севере, не представляли для противника никакой угрозы.
Альтдерфер осмотрелся по сторонам и подумал: «Клазену я не доверяю. Он слишком строптив и непослушен. К тому же он не догадывается о том, что Круземарк ввёл меня в курс дела, и я знаю об истории, приключившейся с Квангелем. А генерала я сам при случае спрошу, не подавались ли документы на присвоение мне воинского звания «майор». Я убеждён, что по-настоящему звания будут цениться только после войны».
В этот момент позвонил телефон.
— Благодарю вас, Альтдерфер, за ваш проект письма, — раздался голос генерала. — Господин Д. тем временем будет направлен на фронт. Для вашего сведения сообщаю: Квангель посажен на неделю под домашний арест, а Кисингену приказано сделать то же самое с Зойфертом, только в удвоенном размере. Это самое малое! То, что Клазен натворил на вечере, вы знаете и, видимо, понимаете, Альтдерфер, что это дело можно бесшумно уладить…
Прощаясь, генерал с такой силой рявкнул: «Хайль Гитлер!», что капитану заложило уши.
Зойферт вообще не интересовал Альтдерфера, зато Клазен — напротив. В этом отношении у капитана были свободные руки. Но все его расчёты спутало это проклятое наступление: без начальника штаба никак не обойдёшься.
Клазену ничего не было известно о событиях, происшедших накануне на КП полка. Подполковник Кисинген созвал командиров дивизионов на обсуждение положения и для получения дополнительных распоряжений. Альтдерфера он попросил остаться после совещания.
Через несколько минут в бункер ввели капитана Зойферта для допроса о случае, происшедшем на вечере. Зойферта как следует пропесочили, а он в ответ твердил одно и то же:
— Начальник штаба по сговору с капитаном медицинской службы доктором Квангелем напоил меня до такой степени, что я ничего не помнил и не соображал. — Зойферт смущённо улыбнулся. — Клазен сам подсказал мне, что я должен был говорить. Это была игра, господин подполковник. Или, вернее говоря, хитро придуманная провокация. Я понимаю, что совершил серьёзный проступок, хотя это впервые за всю мою службу, и потому прошу наказать меня.
«Только этой самобичующей болтовни мне не хватает, — подумал Кисинген. — А генерал требует от меня принять строгие меры». Подполковник посмотрел на Альтдерфера, который сидел, закрыв глаза в знак того, что он целиком и полностью согласен со своим командиром.
— Ваше добровольное признание своей вины делает вам честь, Зойферт. И даёт мне основание не привлекать вас к суду военного трибунала. Идя навстречу вашей просьбе, я своей властью объявляю вам две недели домашнего ареста.
Альтдерфер кивком головы одобрил решение своего командира.
— Я надеюсь, что свой проступок вы загладите отличным выполнением служебного долга в предстоящем бою против англичан и американцев, — строго проговорил Кисинген.
Зойферт мимикой дал понять командиру, что рвётся в бой, как лев.
Когда дверь бункера за провинившимся закрылась, подполковник сказал:
— Думаю, нам не следует губить Клазена.
Капитан спешно закивал, соглашаясь с командиром.
— По-моему, он не найдёт ни одного человека из той компании, кто заступился бы за него. Как вы считаете, Альтдорфер?
«Действовать нужно с умом, — подумал Альтдерфор, — тогда в нужное мне время я, разумеется, с помощью Кисингена и Круземарка смогу сломать Клазену шею, так как он недвусмысленно дал мне понять, что история с Генгенбахом имеет свою подоплёку. Одно это должно насторожить меня и заставить принять соответствующие меры не только потому, что я являюсь командиром дивизиона, но ещё и ради того, чтобы моя репутация как адвоката была после войны безукоризненной. Однажды я уже чуть было не пострадал из-за своего брата Виланда, который при разбирательстве дела Ильзе Хельгерт обвинил штурмбанфюрора Дерпберга в её изнасиловании, а меня в том, что я посоветовал ему дать ложные показания. Дернберг жив и по сей день и опасен для меня. Следовательно, здесь все средства хороши.
Кисинген вёл себя так, как будто мы находимся на учебных стрельбах в Цайтхайне. Но противник разбивает эту иллюзию: он ведёт по нас огонь. Он обстреливает нас из тяжёлых орудий, снаряды которых разносят в пух и прах добрую половину наших огневых точек. Все хотят выжить и выйти живыми из этой проигранной войны…»
Альтдерфер вздрогнул, когда взрыв снаряда разорвал ночную тишину.
Зеехазе, казалось, даже не чувствовал, какой тяжёлый воздух в бункере. Некоторое время он: находился в полусонном состоянии, затем вдруг заворочался и проснулся.