Я рассчитывала, что в палату к больной вначале зайдут сын с внуком, но Трофим Иларионович настаивал, — тактично, как он умеет это делать, — чтобы втроём.

— У Лидии Гавриловны глаз острый. Увидев вас рядом, поймёт, как вы дружны, — объяснил профессор, кладя одну руку на плечо Руслану, а другой взяв меня под локоть.

Я послушно кивнула, и мы вошли в палату. И тут я замерла. «Неужели это Лидия Гавриловна? — не поверилось. — Боже мой, как она изменилась!» Болезнь её совсем высушила, превратила в крохотную тощую старушку. Кости, туго обтянутые пергаментом в трещинках, и… маленькие, живые, зоркие, настороженные глаза.

Бросаю короткий взгляд на растерявшегося Руслана. Сжав ещё плотнее пухлые губы, он сделал осторожный шаг вперёд и, чувствовалось, готов отпрянуть назад. Всё это длилось несколько секунд, но нам они показались вечностью.

— Здравствуйте, Лидия Гавриловна. А мы к вам в гости, произнесла я громко и весело. Я улыбнулась, но почувствовала, как одеревенели губы.

— Здравствуй, бабушка, — дрогнул голос Руслана.

— Здравствуйте, милые дети мои, — отозвалась молодым звонким голосом Лидия Гавриловна. — Почему вы стали? Подойдите ближе. Трофимушка, вон стулья. Руслан, ох как ты вырос! И окреп.

Руслан постепенно приходил в себя. Это же его бабушка! Она только изменилась, похудела до неузнаваемости, а голос-то её!

— Бабушка, знаешь, я получил пятёрку! — сообщает он не без гордости и с сознанием, что лучшего подарка для неё быть не может.

— По какому предмету? — интересуется Лидия Гавриловна, поглядывая на меня. Её улыбка, хотя и даётся ей с большим трудом, искренняя, благодарная.

— По математике.

— Галина Платоновна поставила?

— Нет, не она, — обижается Руслан. — Наш математик Олег Несторович. Он зря не поставит.

— Лидия Гавриловна, Руслан председатель кружка занимательной математики, — вставляю.

Старушка кивком благодарит за такую приятную весть, но смотрит на меня упорно, сосредоточенно и со скрытой обидой: зачем, мол, обманываешь, неужели думаешь, что я лишилась рассудка?

— Да, честное слово, — спешу заверить больную. — Я сама узнала об этом случайно, от самого математика.

Странная вещь, и Трофим Иларионович принимает моё сообщение только как подарок для больной. Не верит! Оборачиваюсь за помощью к Руслану.

Мальчик доволен, кивает головой:

— Точно, по-честному.

Перехватываю взгляд Багмута-старшего. В нём, кажется мне, вопрос: «От самого математика? Того новенького, молодого?». Краснею, почему, не знаю.

— Галина Платоновна, вы об этом не писали ни мне, ни матери, — замечает как бы вскользь Багмут.

«О чём? — хочу спросить и ещё больше краснею. — О самом математике? Что с вами, Трофим Иларионович, он мне ни капельки не нравится, ни настолечко».

Хотела, но понимаете… — не узнаю своего голоса, прозвучавшего стеснённо, неуверенно.

— Меня же, папа» избрали только совсем недавно, а пятёрку получил позавчера, — выручает меня Руслан.

Умница сорванец! Теперь всё в порядке.

Внук преподносит Лидии Гавриловне передачу, которую мы с ним привезли.

— От нас, бабушка, — ставит мальчик осторожно на тумбочку светло-розовый полиэтиленовый мешочек. — Всё тут свежее-свежее. Коржики мы с Галкой напекли, а яички, знаешь, прямо из-под курочек, — хвастливо заявляет маленький Багмут.

— Из-под курочек? — переспрашивает, вновь повеселев, Лидия Гавриловна. — Откуда это известно?

— Как откуда? — поражён внук. — Я же их сам насобирал!

— Сам?!

— Ну да. У нас с Галкой курочки есть, семь штук.

— Трофимушка, откуда у нас дома взялись куры?

— Не тут, бабушка, а в Сулумиевке, — объясняет, смеясь, Руслан. — А весной мы с Галкой разведём ещё кроликов. Они, знаешь, быстро размножаются. А корм для них — куда глазом ни кинь, — лежит, не то, что в городе. У Михайлика Барзышина их шестнадцать… Летом — во дворе держат, сейчас, зимой, — в пристройке.

— А разве уже холодно?

— Ну да, снег.

— Потеплеет ещё, снег растает, — уверяет Лидия Гавриловна внука.

— Нет, что ты! — возражает Руслан. — Лист с вишен опал — знай, настоящая зима наступила.

Мой подопечный без умолку болтал, хвастал приобретённым опытом. Отец и бабушка переглядывались, а я терялась в догадках, не знала, довольны ли они тем, что то и дело слышали: «У нас с Галкой…», «У нас с Галкой…», «У нас с Галкой…»

— Мама устала, — произнёс Трофим Иларионович едва слышно, словно больная уже уснула, и указал нам глазами на дверь.