— Один. Пьет.

«Наши дела плохи», — сделала я вывод и побрела по коридору. Он был пуст, тишина здесь царила наподобие кладбищенской, что еще больше утвердило меня в том, что у нас большое горе. Ник терпеть не мог, когда его одиночество нарушали, и на теплый прием я не рассчитывала, постучала с опаской и, мысленно перекрестившись, заглянула в комнату.

— Заходи, — сказал Ник, сидя ко мне спиной.

— Это я, — сообщила я на всякий случай.

— Знаю, что ты, — отозвался он.

— У тебя глаза на затылке?

— Я вижу тебя своим сердцем. Садись. Выпей. Водка — дрянь, но ты в ней все равно ничего не смыслишь.

Я устроилась напротив Ника, он налил мне рюмку, и я выпила.

— Ну, что? — спросил он.

— Я в ней ничего не смыслю.

— Я не об этом.

— Читала сегодняшнюю «Вечерку».

— Я-то все думал, отчего у тебя такая любовь к прессе… А оказывается, не к ней, к одному из этих писак… — Его осведомленность снова не удивила.

— Я была так пьяна в момент нашего знакомства, что журналиста в нем не распознала. Они действительно кого-то арестовали? — спросила я.

Ник кивнул.

— Нашего друга Витеньку. Я собирался напиться, радость моя, и знаешь почему? От скорби. Вокруг одни идиоты. Такое впечатление, что нормальных людей уже не осталось. Я скорблю и оплакиваю человечество… Он снял часы с этого придурка, — совсем другим тоном сообщил Ник. — И пытался загнать их на рынке. Они оказались именными.

— Действительно, идиот, — вздохнула я — Таких, как он, надо казнить публично, — продолжал разглагольствовать Ник. — Что-нибудь из старинных рецептов: отрубить руки и ноги и сжечь внутренности на его глазах, пока глупое сердце еще бьется.

— Хорошая идея, — согласилась я.

— Может быть, тогда идиоты присмиреют.

— Он будет молчать, это в его интересах.

— За него я не беспокоюсь, — отмахнулся Ник. — Но два дня назад мы сидели с ним в кафе, а за соседним столиком пристроился один тип. Мент. Из тех, кто верит в справедливость. Невероятно, но такие еще встречаются.

— Не вижу в этом ничего особенно скверного.

— Ты думаешь, я жажду встречи с ментами? Ни малейшего желания увеличивать свое досье, с ним и так могут соперничать только счета миллионера, у которого красотка-жена на сорок лет моложе.

— Надеюсь, ты не просто глушишь водку в одиночестве, а…

Ник махнул рукой.

— Я скорблю. О том, что люди глупы, и о том, что жизнь не оставляет мне выбора. В душе я не желал бы обидеть и мухи… Поедешь со мной, — без перехода сказал он, взглянув на часы.

Я пожала плечами, еще не зная, что он затеял. Во дворе казино стояли старенькие «Жигули», Ник уверенно направился к ним.

— Садись за руль.

— А где ключи? — спросила я.

— Хозяин забыл оставить. — Ник перегнулся вперед, соединил провода. — Поехали. На Западной свернешь в первый переулок, встанешь возле телефонной будки.

Капитан был высок и грузен, дышал с трудом, поднимаясь в гору. Бог его знает, о чем он думал в свои последние минуты. Радовался, что возвращается домой, где ждали жена и две девчонки, или мечтал о том, как уютно устроится перед телевизором… Я даже не знаю, вспомнил ли он о той встрече в кафе, или, в отличие от меня, к печатному слову он не тяготел и не придал значения двум событиям, происшедшим в разное время. Одно несомненно: в свой последний вечер он был спокоен и намеревался еще пожить на этом свете, когда из темноты вынырнул Ник и пуля, угодившая капитану в голову, прервала его путь и земное существование.

— Порядок, — сказал Ник, вернувшись в машину. — Есть что отпраздновать.

На следующий день я узнала от Розги, что Витька скончался в следственном изоляторе от сердечного приступа.

— Говорят, его так прихватило, что язык вывалился до пупка, — прокомментировал он это утверждение с непонятной веселостью.

— Все там будем, — немного подумав, согласилась я.

Розга посмотрел на меня как-то странно и вдруг загрустил.

Появление Борьки явилось полной неожиданностью. Три дня он не звонил, и я успела забыть о нем, радуясь, что все так мирно и без лишних разговоров закончилось. В субботу я собралась навестить отца, наметив поход в гости часа на три, и уже стояла в прихожей с сумкой в руке, когда в дверь позвонили.

— Салют, — кивнула я. — Если я скажу, что собралась уходить, ты все равно не поверишь.

Он закрыл дверь, привалился к ней спиной и невесело улыбнулся.

— Скажи что-нибудь оптимистичное.

— Идеи революции живут и побеждают.

— А как насчет места в твоем сердце?

— Последнее свободное занято на той неделе.

— Я серьезно.

Он потянул меня за руку, сопротивлялась я слабо, и вскоре мы увлеченно целовались. Борьке этого показалось мало, он принялся стаскивать с меня одежду, но делал это крайне неумело, путаясь в пуговицах и крючках. Он и с себя не смог бы стащить свитер без моей помощи, так его трясло от волнения. Я даже решила: ничего у него не выйдет, но он оказался на высоте.