— Официально бензином торгует. У него сеть бензоколонок по области. Дима ваш бензином не интересовался?

— Вроде нет, — ответила Ленка. — Наташка ничего такого не говорила.

— А неофициально? — не отставала я.

— А чем Сахарок занимается неофициально, он держит в секрете. Спрашивать его об этом не советую.

— Ладно, — кивнула я. — И бензин на худой конец сгодится, какая-никакая, а зацепка.

— Ой, мы светофор проскочили! — завопила Ленка.

— Зачем тебе светофор?

— Затем, что мы ко мне домой едем, и на том светофоре надо было свернуть налево.

Возле кинотеатра мы развернулись и вскоре тормозили возле Ленкиного дома. В подруге ощущалась нервозность, когда мы шли к ее квартире, она, должно быть, боялась, что дядя Юра уже вышел из запоя. Я в это не очень-то верила. Если б вышел, он бы уже раз десять позвонил не только Ленке, но и мне.

Мы вошли в квартиру, Ленка заглянула в папину комнату. Дядя Юра сидел перед телевизором, но по-прежнему столбиком, то есть ни на телевизор, ни на нас внимания не обращал. Под рукой бутылка водки и закуска, кстати, аккуратно разложенная по тарелкам.

— Это он сам? — восхитилась я.

— Вряд ли. Кто-нибудь с работы был, из женского пола. Не теряют надежды приручить папу. Только это напрасная трата времени: он принципиальный противник брака. На прошлой неделе утверждал, что институт брака себя изжил. Потом, конечно, испугался, что я пойму не так, к примеру, начну с кем-то жить без росписи, и стал мне втолковывать, чем мужчина отличается от женщины. Ты бы послушала… Умора! — Должно быть, так и было, мой папа тоже уважает разговоры о детях и аистах. К сожалению, его рассказы не шли ни в какое сравнение с теми знаниями, что приобретаешь на улице. А Ленка продолжала рассказывать:

— Фазер совсем запутался в терминологии и забыл, что хотел сказать. Хоть бы женился, честное слово, был бы занят: за женой приглядывал, глядишь, мне бы стало легче… Папа! — громко позвала она.

Я была уверена, что дядя Юра на зов не откликнется, но он, как ни странно, повернулся и даже произнес вполне осмысленно: «Дочка…», чем очень меня расстроил — Ленка, как только ее фазер оклемается, вновь станет девушкой режимной, а мне расследуй убийство в компании двух жуликов. Но дядя Юра смотрел не на Ленку, а куда-то вбок, и продолжил жалобно:

— Мама звонила. Нет у нас с тобой мамы. Сирота ты у меня, ягодка моя ненаглядная…

— Папуля! — позвала Ленка, щелкая перед лицом родителя пальцами, потом кивнула удовлетворенно, сообщила:

— Порядок. Если папа о маме вспомнил, запой обещает затянуться. Как минимум еще на неделю. Батя, — вновь обратилась она к отцу, — ты, главное, не забывай каждый день обедать. Пойду Зинаиде позвоню, — вздохнула она (Зинаида — дяди-Юрина секретарша), — попрошу контролировать процесс приема пищи.

Ленка ушла звонить, а я немного понаблюдала за дядей Юрой, он как раз решил выпить и закусить. Выглядело это впечатляюще: руки его двигались как бы сами по себе, челюсти тоже. Дядя Юра жевал и приговаривал: «Курица не птица, баба не человек», по-прежнему глядя куда-то поверх моего плеча. О чем это он, со всей ответственностью не скажу, но одно радовало: мозг дяди Юры во время приема пищи тоже не бездействовал.

— Идем, — позвала Ленка. — Я Зинаиду предупредила, она будет заходить. Уф, от сердца отлегло. — Ленка поцеловала отца (он вроде бы этого не заметил), и мы покинули квартиру.

— Куда теперь? — спросил Матвей, глядя на нас с любопытством.

— К Диминой сестре, — ответила я тоном, не терпящим возражений.

Адрес у нас был, и мы отправились в пригород, где в фешенебельном районе, как теперь принято говорить, жила сестра Димы.

Двухэтажный особняк за высоченной оградой выглядел на миллион долларов и, скорее всего, столько и стоил. Ограда была из металлических прутьев со всевозможными завитушками и тоже стоила денег.

Жалюзи на окнах были спущены, может, из-за жары, а может, в доме никого не было. Я вдруг так разволновалась, что едва заикаться не начала. Однако очень не хотелось, чтобы Матвей мое волнение заметил, — непременно запоет старую песню: ничего она нам не скажет и прочее.

— Идемте, — отважно шагнула я к калитке и нажала кнопку домофона.

С минуту стояла тишина. Я уже собралась нажать кнопку вторично, и тут приятный женский голос произнес:

— Слушаю.

— Простите, пожалуйста, — стараясь не спешить и произносить слова четко, начала я. — Мы друзья вашего брата, Димы Рыбакова, очень хотели бы с вами поговорить.

Раздался щелчок, и калитка открылась, а вслед за ней и дверь дома, к которой мы направились. На пороге стояла женщина лет сорока — лицо бледное, несмотря на середину лета, выглядит усталым, должно быть, из-за горя, обрушившегося на нее. Сначала муж, теперь вот брат погиб. С Димой они были совсем не похожи. Алину Сергеевну назвать красавицей было сложно — нос длинноват, глаза не очень выразительные, но в ней было достоинство и то, что называют шармом. Одета элегантно, в туфлях на каблуке (представить ее в тапочках я вообще бы не смогла), с макияжем, прической и безупречным маникюром. Если я так буду выглядеть в свои сорок, считай — повезло.