— Вы намекаете на войну?

— С вероятностью в семьдесят процентов. Это еще довольно заниженный показатель. Тридцать процентов мира — это в случае идеального течения конфликта. Идеального.

— Макс, — голос командира в динамике прозвучал неожиданно громко, Макс вздрогнул. — Мы нашли проблему. Понадобится около часа. Потом вахтенные вернутся…

— Ничего, я уж посижу вахту до конца. И перейду на свою, — ответил Макс.

— Я тоже, — добавил Флейшман.

— Лады, — динамик щелкнул.

— Еще час, — сказал Флейшман.

— Думаете, еще кто-то погиб?

— Возможно.

— Черт…

— Да что вы дергаетесь, Макс? Нас всех здесь одиннадцать человек. А там, на «Ковчеге», — десять тысяч. Вы серьезно полагаете, что сможете что-то добавить? Реально добавить к расстановке сил? Имейте, кстати, в виду, что колонисты имеют подготовку в вопросах выживания. А вы? Нет, то, что вы сдавали спецкурс в Академии, конечно, делает вас не самым беспомощным человеком на свете, но… Они умеют справляться с проблемами. Поверьте. Умеют. И справятся.

Наверное, он прав, подумал Макс. Наверняка. Нужно смотреть на проблему с правильной точки зрения, и проблема перестанет быть неразрешимой. Действительно, их там десять тысяч…

Флейшман и в самом деле умница. Все так разложил по полочкам…

А кроме того, действительно ничего нельзя сделать.

— Макс, — на этот раз в динамике прозвучал голос Синицкого.

— Да.

— Там сейчас может появляться картинка… Переключись на третий канал.

— Есть, — Макс тронул сенсоры. — Перешел.

— Жди.

Экран был пуст. Ровный серый цвет.

Через минуту по экрану снизу вверх прошла радужная полоса. Появилась вторая, замерла посредине и стала расширяться, медленно-медленно. Снова сжалась в линию и снова стала расширяться.

— Есть, — сказал Макс громко, оглянулся на Флейшмана и повторил уже тише: — Есть. Картинка из бассейна. Но тут никого нет.

Ярко-голубая вода под светом искусственного солнца. Пустые шезлонги. Посреди бассейна плавает мяч.

— Парни, там никого нет, — сказал Макс, чувствуя, как внутри что-то обрывается. — Пусто.

И везде пусто, мелькнула мысль. По всему «Ковчегу» — пусто. Или коридоры и отсеки завалены трупами. Десять тысяч окровавленных трупов.

— Посмотри другие камеры, — сказал Синицкий. — Попереключайся…

Макс вывел меню и выбрал надпись «Зал». Если случилось что-то действительно серьезное, то народ должен собраться на сходку.

В зале было людно. Все места были заняты, люди стояли в проходах, на сцене. Кто-то, какой-то мужчина средних лет, стоял на краю и что-то говорил, сопровождая свои слова решительными жестами правой руки, сжатой в кулак.

— Фу ты… — Макс откинулся на спинку кресла. — У них тут собрание. И, похоже, разговор идет напряженный.

— Лады, — ответил Синицкий. — Значит, картинка сейчас снова пропадет, но минут через десять все включится.

Экран погас.

— Похоже, — сказал Макс, — за прошлые сутки легче не стало. Люди не могут с таким напряжением обсуждать даже смерть близкого человека в течение почти сорока часов. Умер кто-то еще?

— Или они нашли убийцу и судят его, — возразил Марк. — Отсюда и напряжение.

— Боюсь, что убийцу до суда не довели бы, — Макс хотел оглянуться, но не стал, посмотрел на темное отражение наблюдателя в погасшем экране. — Не знаю, какие нервы нужно иметь, чтобы довести человека, совершившего такое, живым до суда. И, кроме того, у них же нет тюрьмы. Нет полиции и армии. Есть вооруженный народ. И это значит, что будет патриархальный суд или суд Линча. Что в данном случае одно и то же. Кстати, о вооруженном народе — у них там есть оружие?

— Непосредственно у колонистов? Сейчас? Однозначно — нет. Имеется пневматика и симуляторы для отработки навыков. Собственно оружие находится в контейнерах, доступ к которым из корабля невозможен. Там же тяжелая строительная техника, взрывчатые материалы, лаборатории, мастерские и прочее, прочее, прочее… Корабль выходит на орбиту, на планету уходят автоматические капсулы. Пятьдесят капсул с колонистами и более двухсот — с оборудованием. Сами капсулы потом могут быть дооборудованы в планетолеты или использоваться в качестве временного жилья. Есть еще вопросы по поводу высадки?

— Нет. Есть. Зачем дети? Я все хотел спросить — почему дети и старики?

— Стариков нет, все колонисты находятся в репродуктивном возрасте, — быстро возразил Флейшман.

— Хорошо, почему дети? Это разве нормально — высаживать на ненаселенную планету грудных детей?

— И беременных женщин.

— И беременных женщин, — повторил Макс. — Как-то это не соотносится с романтикой звездной экспансии.

— Это вы о перестрелках с жукоидами, борьбе с живой протоплазмой и схватках с полуразумными слизнями? Так это — в кино. И в книгах. Вы разве не обратили внимания, что общая концепция рекламы изменена? Космос — наш дом. Красиво звучит. В рекламном ролике Корпуса, где корабль опускается на зеленую планету, прямо на берегу реки, из него выходит обычная семья: папа, мама и двое детей-погодков, мальчик и девочка. Долго спорили, но потом все-таки решили, и мама выходит беременная. Красивая картинка, вы напрасно не смотрели. Это, так сказать, внешняя причина, субъективная. А внутренняя… Если в системе образуется демографический разрыв, отсутствует одна из возрастных групп, то неизбежно произойдет изменение в социальной структуре. Можно было бы отправить только двадцатипятилетних атлетов, которые стали бы покорять новый мир, одновременно плодясь и размножаясь, но как бы выглядело это общество лет через тридцать? Разрыв между поколениями в двадцать лет, неумение строить отношения со стариками, даже просто неприятие стариков. Как один из неприятных вариантов. И еще…