– К иезуитам?!

– Да. Он был последний в роде. С ним кончился род графов Велькомирских.

– Стало быть, у него не было братьев, ни детей, никакой родни?

– Стало быть, не было. Это я верно знаю, что род этот с ним прекратился.

Алина с трудом сдерживала себя… Если бы не легкий свет от двух свечей под колпаком, которые горели вдали от них, то Осинский давно заметил бы странное волнение Алины, ее бледное лицо и ее сверкающий взгляд… От всего пережитого и перечувствованного за несколько мгновений этой беседы она едва сидела. Голова ее мутилась, мысль слабела, слезы и рыдания рвались наружу.

– А она… Эта княжна литовская?.. – выговорила Алина через силу, слегка овладев собою после паузы, – та, что граф любил… Она жива?..

– Этого ничего не знаю. Об ней ничего никогда не слыхал я… – отозвался граф Богдан.

Наступило молчание…

Когда после долгой паузы Осинский спросил что-то у Алины, то не получил ответа. Два раза назвал он ее, но она не отвечала…

– Задремала! – тихо вымолвил граф и, не желая беспокоить свою возлюбленную, осторожно вышел из ее горницы.

А Алина не дремала. С ней сделался обморок. Алина поборола в себе страшное волнение… Осинский ничего не заметил… Но зато она, переломив себя, будто надорвала свои силы… и лишилась сознания.

Она твердо поверила, что все, рассказанное Осинским, относилось к ее отцу. Слишком много общего было в том, что он рассказал, с тем, что она знала.

И странная судьба! Узнать о себе, своем происхождении, о настоящем имени отца – только к тридцати годам… и от кого же? От случайно взятого по капризу любовника!.. И с этой минуты Алина часто потом думала с грустью:

– А может быть, и нет! Может быть, этот граф Велькомирский не отец мой, а другой, совершенно другой поляк, судьба которого только похожа на несчастную судьбу отца. А может быть, это именно он!.. И я графиня Велькомирская!.. Кто же это знает? И кто мне это скажет? И когда? И зачем?! Поздно!..

Прошло еще несколько дней, а все еще Алина была в нерешимости разлучиться с графом. Сколько раз упрекала она себя в том, что связала себя с Шенком, в том, что искренне созналась ему и в своем самозванстве, и в своих отношениях к Дитриху и Ван-Тойрсу.

– Не надо было сходиться с этим человеком, – думала она теперь. – Не надо было и обещать ему вернуться, чтобы начинать с ним какое-то темное предприятие.

И Алина будто забывала при этом, что если бы не Шенк, то она не могла бы даже и сойтись с Осинским, так как теперь давно уже сидела бы в тюрьме за долги.

Она забыла равно, как сначала относилась к Осинскому и предпочитала его сравнительно малым средствам – обещанные Шенком миллионы. А затем вдруг решилась на каприз!..

Теперь же она уверена была, что ее чувство к графу не каприз, а самое искреннее и серьезное чувство, ее первая настоящая и глубокая привязанность и, конечно, последняя.

Разумеется, Алина сама себя обманывала; между тем надо было решиться. Она откладывала разлуку всякий день, хотя готовила к ней своего друга.

Быть может, еще много времени прошло бы так, если б Шенк, наконец, не предъявил своих прав.

Алина жила первые дни безвыездно в доме графа, но затем стала выезжать с ним или одна, в сумерки и вечером, чтобы не попасть случайно на глаза тех, кому она заявила о своем отъезде на континент. Но главное ее опасение было в том, чтобы не встретить Ван-Тойрса или Дитриха.

Однажды, в сумерки, Алина одна выехала, по обыкновению, прогуляться по улицам Лондона. Доехав до Королевского парка, она вышла и пошла пешком, не спуская глаз с оставленного экипажа, так как женщине и одной здесь грозила всякая глупая встреча или какая-нибудь неприятная случайность.

Едва только Алина отошла на сотню шагов от экипажа, как раздался топот верховых… Всадники, господин и его берейтор, поравнялись с Алиной. Передний соскочил быстро с лошади и, передав ее сопровождавшему его берейтору, двинулся прямо к Алине… Все это произошло так неожиданно и так быстро, что Алина оторопела, потерялась и, готовая крикнуть о помощи, не двигалась с места как пригвожденная.

– Честь имею кланяться! Наконец-то я могу с вами побеседовать на досуге и наедине.

Это говорил Шенк.

– Ах, как вы меня… Слава богу!.. Как вы… – заговорила Алина почти радостно.

– Испугал?

– Да, испугали!

– Но, узнав меня, вы уже не считаете нужным бояться? – выговорил Шенк смеясь.

– Нет, я очень рада…

– Не лгите! Вы понимаете, зачем я за вами долго следил и теперь, наконец, накрыл, как птицу сеткой. Позвольте же узнать – когда вы намерены вернуться из отпуска и заняться делом? Или, может быть, вы не намерены вспомнить данное слово и нашли защитника, который поможет вам не исполнить обещанного?