Москва, Гомель, Ржев-Владимиров, Зарайск, Макарьевская ярмарка оказались в 10-х — 20-х годах XIX в. основными центрами поступления в коллекцию Румянцева оригинальных рукописей. В это время основная масса рукописных книг находилась в среде низшего и среднего слоев русского общества. Вместе с тем к ним повысился интерес как к предмету собирания у высшего привилегированного класса. Рукописные книги наряду со старопечатными стали ценным товаром, выгодная продажа которого приносила немалую прибыль. На новую рыночную конъюнктуру живо отреагировало прежде всего купечество, оказавшись основным поставщиком рукописных книг, своеобразным посредником — скупщиком между собирателями и широким слоем владельцев. Строев замечал, что «с тех пор, как вельможи и частные любители древностей стали покупать рукописи, монеты и прочее, ценность сих вещей весьма возвысилась, и московские торговцы, приобретая их часто из третьих и более рук, помышляют о барыше неимоверном» [91] . В Москве, например, рукопись продавалась по цене, иногда значительно превышающей ту, за которую она приобреталась где-нибудь в провинции.

Разница в ценах на рукописные и старопечатные книги в центрах собирательства и провинции отразила стихийное регулирование удовлетворения потребностей в чтении. Читатели на периферии, если бы там существовали, например, московские цены на рукописные книги, равные иногда целому состоянию (Румянцев иногда платил за рукопись до 1000 рублей, а однажды за Кормчую, принадлежавшую патриарху Никону, отпустил на волю сына своего крестьянина — владельца ее), были бы просто не в состоянии их покупать. Эта разница в ценах приводила к появлению предприимчивых купцов-перекупщиков, о которых писал Строев, стимулировала их собственные полупрофессиональные археографические разыскания. Не случайно многие тогдашние купеческие коллекции (К. И. Аверина, Д. В. Пискарева, И. И. Царского, А. С. Шульгина и других) постоянно меняли свой состав; имевшиеся в них рукописи являлись выгодным способом помещения капитала. Большая часть таких купцов-коллекционеров преследовала цель максимального получения прибыли от перепродажи собранных ими памятников.

Среди этих купцов-собирателей были и подлинные энтузиасты и знатоки. География их разысканий и результаты нередко оказывались значительными. Зарайский купец Аверин регулярно ездил на Макарьевскую ярмарку, где торговля древностями была особенно оживленной. В 1820 г. здесь старых книг, рукописей и вещей было продано на 475 тысяч рублей — пять процентов суммы, вырученной от продажи мехов. Московские коллекционеры, и прежде всего Н. П. Румянцев, всегда с нетерпением ожидали приезда из Ростова, Молдавии и других мест купца Пискарева. В 1823 г. Румянцев даже предупреждал Малиновского «стеречь его возвращения, дабы он не успел кому-либо сказать или продать» привезенные рукописи. Тот же Пискарев после одной из таких поездок в 1820 г. предложил Румянцеву 20 рукописей и старопечатных книг на сумму около 3 тысяч рублей.

Поступления оригинальных рукописей из купеческих собраний и составили наиболее значительную часть коллекции Румянцева. Среди них — приобретения от A. С. Шульгина, К. И. Аверина, С. Д. Крупенникова, B. М. Пискарева, Д. И. Грачева, И. П. Денисова, C. Ф. Карташова, Н. А. Мильгунова и других. Часто по поручению Румянцева Калайдович и Малиновский заглядывали в книжную лавку И. Ф. Ферапонтова, находившуюся на Спасском мосту в Московском Кремле и являвшуюся вместе с ее владельцем, известным букинистом, одной из достопримечательностей города. Нередко московский дом Румянцева посещала «книжная торговка» Иванова, у которой покупались рукописи из «больших связок».

Интерес к рукописной книге как предмету собирания, особенно в Москве, не только повышал на них цены, но нередко приводил к острой конкуренции среди коллекционеров. Тот же Пискарев ловко пользовался этим, поочередно предлагая памятники то Толстому, то Румянцеву. Чтобы заинтересовать продавцов, Румянцев часто приобретал «неважные», по его убеждению, рукописи.

В последние годы своей деятельности члены кружка все чаще стали прибегать к самостоятельным разысканиям оригинальных рукописей в провинции. Сам граф не раз бывал на Макарьевской и Роменской ярмарках, скупал рукописи во время своих путешествий по стране. Весьма результативной оказалась, например, поездка Румянцева вместе с Калайдовичем летом 1822 г. в Микулино городище и Ржев-Владимиров. За два дня у местных жителей им удалось приобрести 8 рукописных книг XV–XVIII вв.: хронограф, летопись, интересные жития святых и т. д. В 1825 г. Калайдович, посетив старообрядческие центры Подмосковья, купил для Румянцева 13 рукописей, среди которых было несколько пергаменных [92] .

Фактически везде, где сотрудники Румянцева вели архивные разыскания, они старались покупать и рукописные книги. К этому был привлечен широкий круг лиц в Вильно (К. Незабитаускас), Нежине (Я. И. Говоров, И. С. Орлай), Олонце, Архангельске, Устюге, Вологде (Я. И. Говоров), Тобольске (А. М. Тургенев), Одессе (С. Могилевский, П. Н. Пизани), Николаеве (В. Румянцев), Старице (С. П. Соковнин), Полтаве и Переяславле (Я. И. Благодаров). «Моя страсть к приобретению древних книг, — писал в 1823 г. Румянцев Лобойко, — понудила меня посылать даже в Браилов на Дунай». Отсюда ему был доставлен пергаменный Октоих [93] . Во Владимире Волынском граф с помощью своих сотрудников «гонялся» за списком Кормчей, как оказалось, сгоревшим в 1821–1822 гг. в Островской консистории. На Украине по поручению Румянцева разыскивали выкопанный из земли горшок с древними восточными текстами. По совету Калайдовича Румянцев всерьез подумывал об организации поездки в Галицию, Молдавию и Болгарию с целью приобретения рукописных и старопечатных книг.

Далеко не всегда такие поиски оказывались успешными. Лица, которым граф поручал разыскания, нередко проводили их без особого энтузиазма, пользовались непроверенными слухами и т. д. Очень характерно в этом смысле признание Румянцева своему бывшему подчиненному по министерству иностранных дел Пизани, имевшему от графа поручение скупать рукописные книги в Одессе. «Получив на днях доказательства, что в Одессе выходцы из Молдавии и даже греки, покинувшие Царьград, продают рукописи, — писал он, — признаюсь я, что много опечалился, увидя, что мои неоднократные о том домогательства у разных особ не были уважены и продажами таковыми я не воспользовался, как того желал» [94] . Сам Пизани более ответственно отнесся к поручению графа: через него Румянцев приобрел, по крайней мере, две древние рукописи.

Рис. Реестр рукописных книг, приобретенных во Ржеве-Владимирове во время путешествия К. Ф. Калайдовича и Н. П. Румянцева (1822 г.)

Еще одним источником пополнения коллекции кружка рукописными книгами стали монастырские, церковные и даже государственные хранилища. Румянцев запрещал своим сотрудникам прибегать к способу, практиковавшемуся его современником-коллекционером Мусиным-Пушкиным, — изъятию памятников неофициальным путем, даже тогда, когда предоставлялись такие возможности. Граф придерживался в этом смысле твердых этических норм. Кроме того, случай с Мусиным-Пушкиным, которого незадолго до этого Синод обвинил в незаконном присвоении монастырских рукописей, был еще свеж в памяти современников. Вот почему, например, догадываясь о нелегальном приобретении Строевым из Иосифо-Волоколамского монастыря Судебника 1497 г., он отказался принять его в качестве дара в свое собрание, как предлагал тот, а Калестинову за подобное предложение даже сделал через Берха строгое внушение.