По ходатайству Румянцева правительство приняло решение об их сохранении — в это время шли работы по улучшению судоходства в руслах рек, где находились памятники, и им грозило уничтожение.

С открытием оршанских камней в научный оборот вводился один из древнейших русских эпиграфических источников. Изучение их и подобных памятников продолжило изыскания, положенные в XVIII в. открытием и исследованием Тмутараканского камня с русской надписью XI в. Поиски древнейших русских надписей для кружка становятся самостоятельной задачей. Некоторые из сотрудников Румянцева полагали, что их скорее всего можно обнаружить в местах древнерусских погребений. Правда, Карамзин решительно заявил об отсутствии на Руси, по крайней мере до XVI в., самого обычая захоронения с надгробными надписями, но Румянцев упорно давал задания своим сотрудникам разыскивать «надгробные камни с точным означением какого-либо древнего года, именно который бы предшествовал самому началу XVI века». Такие поиски были проведены по всему течению Дисны, Двины, Альбы, Шосны (Шлиссельбургский уезд), в районах Полоцка, Орши, Переяславля, Смоленска, Новгорода и в других местах.

В 1820 г. Румянцев просил новгородского губернатора Д. С. Жеребцова организовать обследование берегов Тесовского озера, где, по сведениям Канкрина, находили множество «крестов каменных, даже сотнями древнего изображения…». Созданная по распоряжению губернатора комиссия не обнаружила древних крестов с надписями. Зато она обследовала и описала местные достопримечательности. В пещере в Старой Руссе был обнаружен шишак и панцирь, переданные Румянцеву в обмен на земледельческие орудия. В 1821 г. земский исправник Нармоцкий произвел «обыск» древностей у жителей деревни Горки Должинской вотчины, а затем здесь же раскопал подземные ходы, оказавшиеся «жилищами хищных зверей» [107] .

В ходе этих и других поисков было собрано несколько десятков описаний, оттисков и прорисей надписей на надгробиях, крестах, камнях, которые имеют исключительное значение и теперь, особенно в тех случаях, когда сами подлинники погибли.

В XVIII — начале XIX в. в научной печати не раз поднимался вопрос о древних торговых путях Востока и Запада. П. И. Рычков и A. Л. Шлецер вслед за Ф. — И. Страленбергом, например, считали невозможным существование древней торговли восточных и западных стран через Россию. Противоположного мнения придерживался немецкий исследователь О. Г. Тихсен, к которому Румянцев обратился по этому поводу в 1815 г. Авторитетное заявление Тихсена воодушевило графа, и он приступил к организации разысканий, которые могли бы подтвердить посредничество народов, населявших в древности Россию, в тогдашней торговле Востока и Запада.

Решить этот вопрос члены кружка пытались с помощью археологических данных. В 1819 г. через Малиновского Румянцев приобрел монету, найденную в Тверской губернии. Френ отнес ее к куфическим. Как могла она оказаться в России? Одну такую находку еще можно было считать случайной, но уже спустя три года в районе Гомеля был вырыт и приобретен Румянцевым целый клад куфических монет из 28 серебряных экземпляров, что уже подтверждало справедливость мнения Тихсена. Вскоре членам кружка становится известно об открытых кладах куфических монет в районе Полоцка и Орши, попавших в нумизматические коллекции местных собирателей. Румянцев предпринимает попытки их разыскания и приобретения.

В 1825 г. Горатынский, Дорошкевич и Сыщанко по его заданию знакомятся с нумизматическими коллекциями в районах Полоцка и Орши (Игнатовича, Румяновского, Обрампольского, Шаумана, Лисовского, Климовича и других). Они приобретают из них для Румянцева, по крайней мере, еще 12 экземпляров куфических монет, а также сотни монет татарских, польских, шведских и греческих. Несколько десятков куфических монет были куплены Румянцевым в других местах, в частности на Макарьевской ярмарке. И хотя большинство таких приобретений куфических монет оказывалось случайным, без фиксации топографии находок, их сбор кружком положил начало положительному решению важного исторического вопроса.

Собирание, описание и частичная систематизация археологического материала не случайно заняли большое место в деятельности членов кружка. Сами по себе отдельные, пусть даже интересные, находки не всегда могли раскрыть свои тайны или помочь объяснить конкретные исторические проблемы. Н. А. Полевой, касаясь однажды Черниговской гривны, заметил, что «недостаток данных может сбивать археологов с прямого пути и заводить их в область догадок, не составляющих уже принадлежностей науки» [108] . Так, уже тогда стало ясно, что от признания сребреника Ярослава как платежного средства, знака отличия или талисмана в Древней Руси зависели и сами выводы о ее политической, экономической и культурной жизни. Но для доказательства его роли как денежного средства потребовалось еще около пятидесяти лет, когда открытие Нежинского клада доказало существование в древности подобных денежных единиц — в нем их оказалось несколько десятков.

К пониманию необходимости целенаправленного систематического собирания вещественных памятников Румянцев и его сотрудники пришли не сразу. Именно поэтому в археологическом собрании кружка оказалась масса случайных вещей. Здесь и «костяная медаль», найденная у гомельского моста, и мансийский идол, кольца, замки и ключи, приобретенные в Перми через Берха, и «древнее вооружение бурятского народа», поступившее из Тобольска от А. М. Тургенева, и золотая медаль боспорского царя Спартока. Несколько десятков крестов и печатей было куплено во время путешествия Румянцева и Калайдовича по Подмосковью в 1822 г. На Макарьевской ярмарке приобретены иконы, от Д. Пошки поступили ритуальные вещи из курганов Самогитии.

И лишь в последние годы жизни Румянцев стал ориентировать своих сотрудников на разыскания определенных комплексов древностей, прежде всего связанных с русской историей. Наиболее характерный пример — нумизматическое собрание кружка. В 1825 г. Румянцев писал Горатынскому: «Я никогда никаких заграничных монет не ищу и не собираю, а очень стараюсь приобрести одни русские старинные монеты и арабские, кои почасту находят зарытыми в двух белорусских губерниях» [109] .