Шрифт:
На последних словах врач только развела руками.
Дефицит!
Дефицит, это ныне почти позабытое слово, но символ ярчайший эпохи развитого социализма. Импорт, да и любой мало-мальски приличный товар приходилось "изыскивать", проворачивая длинные списки знакомых и родственников. Лекарства стояли в особом ряду, но для Игната...
– - У меня отец главврач больницы, -- сообщил он коротко и не без достоинства.
Женщина улыбнулась снова, но едва заметно и понимающе, тотчас взялась за ручку:
– - Тогда прописываю.
И даже не взглянув на протянутый Игнатом влажный горячий термометр, она прибавила коротко:
– - И справочка ваша, до пятницы.
И вновь забрезжила надежда.
Робкая надежда, что сей крохотный лучик удачи есть первый лучик в полосе новой, светлой и долгожданной, пришедшей, наконец, на смену прежней. Прежней, измучившей беспредельно, занимавшей всецело думы и помыслы.
Но Круглова вершила свои бесовские "забавы" строго, и редко кому, будучи очередным избранником, удавалось в итоге вырваться из ее дьявольской хватки.
И вот какую еще одну удивительную закономерность отмечали физфаковские всезнайки. Тот, кому удавалось, все-таки, становился в последствии круглым или почти круглым отличником.
3
Куда теперь?
Третью, решающую пересдачу она снова назначила перед самым экзаменом. Математический анализ. Ну вот и кошмар заступил на порог. Как готовить теорию, когда не знаешь, с чего начать, и где подступиться?
Однако заниматься теорией в данной ситуации не имело смысла. По-прежнему отсутствовал зачет, а значит и допуск к экзамену.
И снова задачи, задачи. Интегралы, ряды, производные... День за днем, вечер за вечером.
Как и в прошлый раз было две задачи. Как и в прошлый раз эти задачи были сложными, с объемными громоздкими вычислениями, когда легко сбиться, напутать, совершить случайную ошибку.
И снова он решил.
Решил, как и в прошлый раз обе задачи, но... верно ли?
Легко сказать, когда задача по учебнику, и этот учебник у тебя на руках. Глянул в ответ, и практически ясно. Но в том-то и дело, что учебника нет, и свериться нет никакой возможности. Есть только два решения на листках, каждое в несколько страниц, исписанных мелким почерком исписанных, с черканными исправлениями.
И вновь она взглянула на листки лишь мельком. Извлекла, не спеша, красный "шарик" из дамской сумочки, подержала в руке, как бы подчеркивая тем самым значимость момента. Потом протяжно, медлительно, слегка придавливая поверхность бумаги, как-то даже торжественно перечеркнула решения диагональным красным крестом.
– - Я... Я ведь поначалу думала, вы просто шалопай, Горанский, -- произнесла она печальным тоном, как бы с немалым сожалением. -- Но я ошиблась, и сейчас сомнений больше нет. Вы просто не можете!
Она снова вздохнула, переводя слегка дух, и продолжила тем же тоном:
– - В силу своих способностей вы просто не можете учиться в университете. Я ставлю вам третью несдачу в зачетную ведомость (она особо выделила эти слова), и теперь вас отчислят.
Теперь вас отчислят. Итак, свершилось.
Свершилось именно то, к чему долго, мучительно двигалось эти последних полгода. Свершилось окончательно и вот с таким пояснением. "В силу своих способностей вы просто не можете!" -- вот так и не иначе. И красный диагональный крест.
"Неужто... неужто поверить, принять этот бред?!" -- и впервые непритворное дикое бешенство неудержимо прорвалось наружу:
– - Да иди ты...! -- проскрежетал, задыхаясь Игнат, изменившись конвульсивно в лице.
Но на последнем слове сдержал. Сдержал, сбавил... и не произнес.
Но она поняла. Она поняла, и взяла на заметку. Она взяла на заметку и приняла к действию, но это было уже после, потому как сначала тень панического испуга коснулась сухощавого желтоватого личика -- она подхватила под мышку раскрытую сумочку, и почти стремглав выбежала из аудитории.
Игнат остался один.
Всеохватный неудержный гнев опал очень скоро. Плавной и тяжкой волной наплыло безразличие, переходя также плавно и тяжко почти в полное опустошение:
– - Ну вот и закончилось. Три незачета на полный комплект. Теперь должны отчислить. Теперь... теперь хоть ты в землю.