До революции были "бедные", простые и честные люди --- "народ", и были еще немногие, "богатые", которые этот народ обирали-грабили и не давали ему быть счастливым:

От колыски до могилы вытискали соки,

Кровь пили, тянули жилы каты-кровосмоки...

– - такие вот, хорошо понятные ему стихотворные строчки из учебника "Родная литература" учил Игнат наизусть однажды.

Но в революционном октябре 1917-го народ изгнал из страны или уничтожил богатых. Были после того огромные трудности (голод, разруха, гражданская война), которые, однако, успешно преодолели, была и героическая победа в Великой Отечественной войне -- и все это в итоге лишь доказало окончательно "верность и единственность навсегда избранного пути".

И вот теперь со всех двенадцати часовых поясов его необъятной страны громогласно слетались триумфальные вести о новых и новых грандиозных свершениях, подвигах; казалось еще немного, еще чуть-чуть, и наступит, наконец то, к чему так самозабвенно стремятся в этой удивительной стране с названием звонким Советский Союз, наступит, наконец, то, после чего уже так просто и не скажешь: а к чему же теперь стремиться дальше?

И называется эта единая цель тоже единственным словом -- коммунизм.

– - А что такое коммунизм? -- спросили однажды в классе у первой учительницы.

– - Коммунизм?..

Тут она словно призадумалась коротко, но в итоге ответила как-то уж очень привычно:

– - Коммунизм -- это когда от каждого по способностям, а каждому по потребностям.

Однако, взглянув на недоуменно застывшие лица своих первоклашек, попробовала разъяснить им попроще:

– - Ну, работать тогда будут лучше. Много, много лучше, чем теперь. А если что-то понадобилось, то просто пошел и взял.

– - А где... и взял? В магазине, разве? -- раздалось сразу несколькими звонкими голосками.

– - Ну, небось, найдут тогда где!
– - отвечала с улыбкой учительница, словно как раз эту проблему разрешить очень просто.

– - А если нету копеек?

– - А вот это и неважно. Как раз никаких копеек при коммунизме не будет.

– - Как это?

– - А вот так! При коммунизме денег не будет вовсе. Ни копеек, ни рублей, все будет бесплатно.

– - Все-все?

– - Все-все!

– - И даже мороженое?

– - И даже мороженое! -- снова заулыбалась в ответ учительница.

– - О-о-о! -- отозвалось вновь восторженно фальцетным многоголосьем в классе. -- А когда, когда же его построят?

– - Скоро, скоро! -- тотчас скороговоркой задорной отвечала она.

Его первая учительница тогда отвечала задорно, улыбчиво, словно в унисон их радостному оживлению. Но погодя совсем немного, после того, как первоклашки слегка поутихли, она прибавила уже совершенно другим тоном. Она сказала протяжно и вдумчиво, отведя посерьезневший взгляд куда-то в сторону заснеженных окон их старенькой школы-избушки. Словно и не для них она тогда сказала, так что услышали ее в классе очень немногие:

– - Ско-о-ро...Скоро и сами, ребятки, не оглянетесь как скоренько.

И показалось определенно Игнату, будто она очень давнее вспомнила.

Вспомнил и он разговор этот, только много позже, лет через восемь.

В тот морозный зимний вечер они возвращались в поселок с районных соревнований по хоккею. Ехали в родном школьном "пазике" после триумфальных побед во всех матчах. Эйфория царствовала в тесноватом салоне автобуса, шутки и смех не утихали ни на минуточку.

Евгений Николаевич, учитель физкультуры и тренер одновременно, простоватый с виду мужчина средних лет восседал по-хозяйски напротив всех на специально приспособленном для этого, привинченном к полу сиденье возле водительской кабины. Его лицо, добродушное и крупное, жарко пышущее здоровым румянцем, также сияло улыбчиво триумфом победы, тем более, что сразу после соревнований по давней традиции коллеги-наставники от души поздравили победителя в тренерской -- и теплым словом, и доброй чаркой.

– - А поедем еще скоро, Евгений Николаевич? -- вдруг спросил кто-то радостно.

– - Поедем! -- прямо в тон его радостной эйфории отозвался живо учитель.

– - Когда?

– - Скоро, скоро!

Евгений Николаевич снова ответил улыбчиво, однако, спустя немного времени он прибавил уже совершенно иным тоном. Он прибавил тихо, врастяжку, глядя в сторону за индевевших стекол автобуса, так что услышал его, пожалуй, только один Игнат, который сидел рядышком:

– - Па-а-едем...може.

И вот именно после его простоватого "може" мгновенно предстало с очевиднейшей ясностью, что зима уже заканчивается, что на дворе конец февраля, еще неделька-другая и... грянут ручьи.

Но вот тогда в первом классе после беседы с учительницей, изо дня в день с головой окунаясь в нескончаемую череду героических подвигов и небывалых трудовых достижений Игнат еще долго с надеждой трепетной верил, что однажды утром в стране советской вдруг объявят коммунизм. Он даже знал наверняка, как это случится, именно так, как тогда объявляли всякий раз сенсационный, новый, орбитальный полет в космос.